Золотой петух. Безумец

— Все же удивительный народ армяне. Истребить их невозможно, вернее сказать — очень трудно. Народ наш напоминает мне многоголовую гидру, у которой на месте отрубленных голов вырастают новые, более крепкие. В течение веков его столько били, ковали и обрабатывали на наковальне мировой кузницы, что он получил крепость стали. Сломить его не так-то легко, он очень стойкий… Армянский народ испытал на себе варварство монголов. В сравнении с монголами нынешнее племя турок кажется мошкарой. Через армянские земли прошли полчища Мангул-хана, Тамерлана, Чиигиз-хана, Гулавани. Они проносились лавинами, обрушивались, как ураган, били и были биты и наконец исчезли с лица земли, — а армянин все же уцелел! Нынешняя Турция, стремясь истребить трудолюбивый армянский народ, который обогащает ее казну, неосмотрительно роет сама себе яму. Ее нынешнее финансовое банкротство — результат этой политики. Старая Турция лучше понимала, какую пользу приносят армяне государству. Она не только заботилась об армянском трудолюбивом крестьянине, но и все управление своими финансами передала в руки армянских купцов, которые не раз выручали ее в трудные времена.

Близился рассвет, но разгоряченные собеседники и не думали расходиться. Они были заняты обсуждением своих планов. Когда беседа кончилась, Дудукчян достал из кармана три визитные карточки и, подавая их своим новым друзьям, сказал:

— Я вполне доверяю вам и хочу, чтобы вы знали мое настоящее имя.

На визитных карточках затейливо по-французски было выведено: «Л. Салман».

Отец Левона Салмана, Торос-челеби[41] происходил из семьи армян католиков, но еще юношей принял магометанство. Подробный рассказ о том, почему он переменил веру, занял бы слишком много времени, — скажем лишь то, что Торос вступил в связь с одной молодой турчанкой и, уличенный в этом, чтобы спастись от верной смерти, принял магометанство и женился на красавице Фатьме — так звали турчанку. Фатьма умерла вскоре после рождения Левона. Маленький Левон остался на попечении отца.

Тороса мучила мысль, что его сын будет воспитываться в ненавистной ему вере, поэтому он покинул свой родной край Ангоры и переселился в Константинополь, где его никто не знал. Своего сына он поручил заботам католического ордена, а сам исчез.

Маленький Левон воспитывался сперва в монастыре, а потом, двенадцати лет, был увезен в Италию. Первоначальными воспитателями его были иезуиты. Несколько лет пробыл он в Венеции в монастыре св. Лазаря, а затем в Венском мхитарянском[42] монастыре. Но нигде он не получил основательного образования.

Любовь к женщине заставила его покинуть удушливую атмосферу монастыря, и он с головой окунулся в водоворот парижской жизни. Здесь в погоне за развлечениями он первое время вел легкомысленный образ жизни: часто менял политические убеждения, состоял членом разных обществ, убивая время в пустой болтовне, но когда у его любовницы иссякли деньги, нужда заставила его серьезно взяться за труд. Он сотрудничал в газетах, писал о Востоке и на это существовал. Когда снова всплыл восточный вопрос, Левон оставил Париж, бросил любовницу и отправился в Константинополь.

Глава двадцать вторая

За месяц до появления Салмана в Багреванском уезде уроженец Эрзерума чарводар хаджи Мисак направлялся со своим караваном в Баязет. Звание «хаджи» он получил потому, что два раза совершил паломничество в Иерусалим и надеялся, если сподобит господь, побывать и в третий раз, чтобы достигнуть заветной цифры. Хаджи Мисак был ревностным христианином и отличался крайней набожностью.

Более двадцати лет кружил он со своим караваном между Малой Азией и Арменией, перевозя грузы, и его хорошо знали во всех городах, деревнях и постоялых дворах, через которые он проезжал. Хаджи Мисак был среднего роста, плотный и коренастый, очень подвижной человек. Трудно было разглядеть черты его лица, настолько густо оно заросло волосами. Далеко вперед только выдавался его нос. В глубине живых глаз постоянно горел добродушный огонек.

Где бы ни появлялся караван хаджи Мисака, его всюду встречали с радостью. Сколько надежд было с ним связано! Купец ожидал нового товара, женщина — весточку от мужа с чужбины, находившиеся в пути мелкие и крупные чиновники — съестных припасов и одежды. Нередко изнуренные дорогой больные армяне-эмигранты терпеливо ожидали где-нибудь караван хаджи Мисака, в надежде что сердобольный хаджи сжалится над ними и доставит их до нужного им места. Все знавшие хаджи Мисака любили его за отзывчивость и готовность помочь ближнему. «Хаджи Мисак, захвати на обратном пути несколько пачек табаку для меня», «Хаджи Мисак, привези-ка нам кофе, у нас весь вышел», «Хаджи Мисак, передай моей семье это зейтунское масло», — такие поручения он получал постоянно и выполнял их безвозмездно, а иногда даже приплачивал из своего кармана. Вот почему хаджи Мисак пользовался благосклонностью дорожных чиновников и караван его беспрепятственно проходил через все таможни.