Золотой плен

— Да, Эрин, — засмеялась Мойра. — У него твои глаза. Но этот хохолок на голове определенно папин! Как Олаф узнал прошлой ночью, что он станет золотым, я никак не пойму.

Эрин улыбнулась и откинула свое платье, позволяя плачущему младенцу прильнуть к груди. Она ощутила трепет при его прикосновении. Это было такое удовольствие! Она рассмеялась.

— О, Мойра! Он родился золотоволосым, потому что Олаф приказал так!

Мойра засмеялась в ответ.

— Отлично, моя маленькая мама, Повелитель Волков уже настаивает, чтобы его допустили, так что когда этот малыш наполнит желудок…

— Гребень, Мойра! И таз! Я должна умыться и привести в порядок свои волосы. Он не должен видеть меня в таком ужасном виде еще раз.

— Ш-ш… — успокаивала ее Мойра, заговорщически улыбаясь. — Я не позволю ему войти, пока ты не разрешишь. — Ее голос стал твердым, и она пожурила Эрин:

— Эрин, ты должна как следует заботиться о себе, так же как и о своем ребенке. Ты страшно утомилась прошлой ночью. Тебе потребуется время, чтобы восстановить силы. Я причешу твои волосы, но ты обязуешься поесть!

Эрин ощущала страшную слабость, но кошмар предшествующей ночи был вознагражден. Она взглянула на крошечную головку, так жадно прильнувшую к ее груди, и ее переполнило чувство нежности. Он был таким теплым, таким замечательным, милым, живым. Он был ее, и он был золотым сыном Волка.

Эрин настояла на том, чтобы ребенок остался с ней, пока она не поест и не приведет себя в порядок. Войдя в комнату, Олаф увидел Эрин, склоненную над спящим младенцем с таким милым и мечтательным выражением на лице, что волна всепоглощающей любви и нежности охватила его. Она обернулась к нему с ослепительной улыбкой, ее изумрудные глаза сверкали, подобно молодой зелени под лучами яркого солнца. Он улыбнулся в ответ, подошел к кровати и лег рядом.

— Он замечательный, правда, мой лорд? — спросила Эрин робко, но в голосе ее прозвучала гордость.

— Да, Эрин, — ответил мягко Олаф.

Несколько секунд они лежали молча, не сводя восхищенных глаз с ребенка. Потом Олаф привстал, чтобы вынуть изящную маленькую коробочку, искусно вырезанную в норвежском стиле.

— Я думал, что подарить принцессе Тары, и мало что приходило мне в голову, — сказал он, протягивая ей очаровательную вещицу, — Но я заметил, что ирландки любят украшать свои волосы, и я надеялся, что это может доставить тебе удовольствие.

Слезы навернулись на глаза Эрин, когда она открыла шкатулку. Для нее не имело значения содержимое шкатулки, ей важно было внимание мужа.

Она вскрикнула от восхищения: блестящие драгоценные камни — изумруды и сапфиры, нанизанные на тонкие золотые нити-две прелестные броши, которыми можно закалывать волосы по бокам. Она смотрела на них, стараясь не расплакаться, и ее губы дрожали, когда она заговорила:

— Спасибо, мой лорд, это поистине чудесный подарок.

— Они прекрасно гармонируют с твоими дивными глазами, моя ирландка, — сказал он нежно.

Эрин не могла заставить себя взглянуть на Олафа. Она родила сына, которого он страстно желал, и поэтому он был так нежен с ней. Но будет ли так всегда? Эрин была слишком растрогана, чтобы найти подходящие слова.

— Спасибо, мой лорд, — снова прошептала она. Камни сверкали и переливались перед ее глазами. — Я хочу попросить у тебя еще кое-что, Олаф.

— Да?

— Я очень хочу назвать ребенка Лейтом.

— Это ирландское имя, — ответил Олаф сухо.

— Возможно, — прошептала Эрин, умоляюще посмотрев ему в глаза. — Но оно похоже на Лейф, мой лорд, Лейф норвежское имя. — Она опять замолчала. — Для ирландцев он будет Лейт Мак-Амхлаобх, так тебя называют мои сородичи. А для норвежцев… Лейф, сын Олафа. Пожалуйста, Олаф. Я бы так хотела дать ему имя брата.

Несколько секунд Олаф молчал.

— Пусть будет Лейт.

По ее щекам заструились слезы, слезы радости. Олаф протянул руку, чтобы смахнуть их с нежной кожи лица Эрин. Она поймала руку, которая коснулась ее, и поцеловала ладонь. Но прежде чем она заговорила, дверь в их комнату распахнулась. На пороге появилась Мойра, более решительная, чем воин во время битвы.

— Мой лорд, Эрин надо позаботиться о себе. Ей необходим сон. А там, в большой зале находится странного вида старик, какой-то сумасшедший, который требует, чтобы ему разрешили посмотреть на ребенка. Он настаивает, чтобы Эрин выпила какое-то дьявольское зелье.

Эрин и Олаф переглянулись и разразились смехом.

Олаф поднял брови.

— Мергвин? — спросил он понимающе.

— Мергвин, — согласилась Эрин.

— Пришли сюда этого сумасшедшего, Мойра, — сказал Олаф. — Эрин непременно выпьет его зелье. Если есть такое снадобье, которое излечивает одновременно и тело, и душу, то это снадобье готовит он.

Олаф встал с кровати, когда Мойра вышла.

— Я покину тебя, моя ирландка, так как уверен, что друид не останется надолго — только посмотрит на ребенка и позаботится о тебе. — На мгновение его лицо исказилось болью. — Я заберу свои вещи из комнаты вечером и буду спать где-нибудь еще, чтобы не тревожить тебя.

Эрин опустила ресницы, ее сердце быстро забилось. Потом она решительно подняла голову и посмотрела в его синие глаза.