Золотой пленник

— В колодце, я так понимаю, никакой козы нет?

— Вам и другая работа найдется. — Хозяйка дома стала игриво приподнимать подол платья.

— Не будет вина — не будет никакой другой работы, блудница! Давай поднеси мне, тогда получишь эту вонючку на полчаса! — Гудьир больно ткнул Питера в грудь.

— Хорошо, иди в дом, прямо на столе жбан с тыквенной брагой.

— А не врешь, стерва?

— Тебе попробуй соври, вон ты какой строгий.

— Ну ладно, блудница. — Гудьир покосился на мутноватое окошко дома и судорожно сглотнул. — Бери эту вонючку.

Он толкнул Питера в спину и побежал к дому. В нетерпении вышиб дверь, протопал по старым доскам и на мгновение затих, потом счастливо засмеялся, найдя заветный жбан.

— Ну идем, миленький, идем. — Женщина смотрела Питеру прямо в глаза и, пятясь в раскрытые ворота сарая, увлекала свою жертву за собой.

— Мэм, не надо... — проблеял Питер, хотя понимал, что ничего изменить уже нельзя. Из дома донеслось бессвязное бормотание Гудьира.

В сарае было старое сено, изрядно смятое.

— Меня Ирмой зовут, а тебя? — спросила женщина, укладывая Питера на спину.

— Питер, мэм.

— Сколько тебе лет, Питер? — Её руки скользнули по его телу.

— Не надо, мэм, я не умею! — сделал он отчаянную попытку вырваться.

— А тут и уметь нечего, — властно произнесла она, не отводя от лица Питера гипнотического взгляда, затем быстро и умело его оседлала. Двинулась раз, другой и прошептала: — Молоденький, такой молоденький... — Потом сняла через голову платье. — Я красивая, Питер?

— Д-да, мэм, — задыхаясь, ответил он.

— Я тебе нравлюсь? — Она мурлыкала словно кошка, ритмично двигаясь и не давая Питеру отвести глаз.

— Да, мэм, очень.

Вскоре все закончилось, Ирма слезла с Питера и легла рядом, прижав его голову к своей большой груди.

Он лежал опустошенный и счастливый. Война, на которую он спешил, колонна — все это было бесконечно далеко, Питер блаженно улыбался.

Снова загоготал в доме Гудьир, потом что-то прокричал и стал говорить тише.

— С кем это он?

— Не обращай внимания, он плохой человек, черный, его руки по локоть в крови.

— Я знаю...

— Забудь о нем, он скоро умрет.

— Умрет? — Питер приподнялся. — А ты откуда знаешь?

— Иногда гадаю, иногда ворожу, а иногда выхожу на дорогу к солдатам.

— Но это же... аморально?

— Я так живу.

Питер вздохнул.

— Значит, Гудьир не жилец?

— Не жилец, — подтвердила Ирма.

— А что меня ждет — рассказать можешь?

— Конечно, могу.

— Тогда скажи — я иду на войну, хотелось бы знать.

— Ну хорошо, слушай...

В этот момент послышался топот, и к дому Ирмы прискакали не менее десятка всадников, жалобно скрипнул поваленный ими забор.

— Где эта ведьма?! Не будь я сэр Хендрикс, если не повешу ее собственными руками!

— Да сдалась она вам, сэр Хендрикс, мало других дел?

— Она оседлала сэра Рутгера, и теперь у него все распухло! Эта ведьма намеренно наградила его болезнью! Выходи, потаскуха, я вздерну тебя, как драную кошку на заборе!

— Не верь ему, я тут ни при чем. — Ирма подхватила платье и отбежала к дальней стене, где была потайная дверца. — Хендрикс еще потеряет сам себя за эти наговоры — старый лжец!

Она распахнула дверцу, последний раз блеснуло ее роскошное тело — и все, темнота.

Питер вскочил и начал лихорадочно завязывать на Штанах веревку.

— Сэр, ее нигде нет! — донеслось со двора.

— Посмотри в сарае, Эдвард, небось ублажает там еще кого-то! И жгите тут все! Жгите!

Питер стоял у самых дверей, но боялся выйти. Что он может сказать этим неизвестным? Хорошо хоть не карсаматы, но насколько хорошо?..

Распахнулась дверь, и на Питера уставился человек в кольчуге и круглом шлеме. У него была рыжая борода, бесцветные брови и ресницы.

— Выходи! — приказал он, наставляя на Питера меч. — Сэр, я поймал одного!

Питер на негнущихся ногах вышел во двор. Здесь повсюду бегали вооруженные люди. Несколько всадников в латах, с гербовыми щитами и при мечах, крутились в середине двора, отдавая другим, в кольчугах, приказания. Двое зажигали крышу амбара, еще четверо обкладывали сеном углы дома.

— Ага! Попался! — воскликнул тот, кто командовал всеми. — Что, оборванец, ведьма-то сбежала?

Питер кивнул, глядя на этого седоватого и надменного господина в дорогих доспехах с золотыми орлами, черный мардиганец под ним волновался и бил копытом.

— А ты, значит, ее там ублажал, правильно?

Питер снова кивнул.

— Ха! Теперь у тебя тоже триппер, как у сэра Рутгера, но я спасу тебя, мерзавец. Господа рыцари, сейчас мы все здесь подожжем, а потом повесим этого. Должны же мы сегодня кого-то повесить?

— Мы повесили семерых карсаматов, сэр Хендрикс! — напомнил один из всадников.

— Кочевники не считаются, я их за людей не считаю. Карсаматы — это дичь!

Всадники засмеялись, им охотно вторили поджигатели.

— Меня нельзя вешать, сэр рыцарь! — отчаянно завопил Питер, когда его схватили рыцарские оруженосцы.

— Что такое, я не понимаю, о чем он говорит? — играл недоумение предводитель рыцарского отряда.

— Видите ли, сэр Хендрикс, этот оборванец с вами не согласен, он не хочет, чтобы его вешали, — с серьезным выражением пояснил другой рыцарь, и все загоготали, пугая лошадей и заставляя их пятиться.