Золотой раб

Но он дрожал от усталости. Его меч, затупевший, с вмятинами, не мог бить надежно; теперь в его руке металлический стержень, тяжелый, как горе. Он едва слышал тяжелое дыхание Тьёрра, собственное сердцебиение и как громко дышал через пересохшее горло.

Теперь, когда все охотники в доме, пора их уничтожить.

Флавий стоял у двери.

– Строиться в ряд! – выдохнул он. – От стены до стены! Отогнать их назад и зарубить!

Щиты четверых римлян заполнили всю узкую комнату, Флавий стоял за ними. Эодан поднял свое оружие и крикнул:

– Не хочешь хоть раз испытать это лезвие, убийца?

Флавий крикнул. На одно мгновение, над надвигающимися щитами и шлемами, в зимней темное Эодан увидел безумие. Он подумал, что не следовало издеваться над непереносимым горем. Боги слишком справедливы.

Флавий поднял меч и бросил его над солдатами.

Эодан почувствовал, что меч задел его голову. Он отшатнулся, ослепленный собственной кровью. Боль пронзила его голову, и он оказался в мире, полном огромным кружащимся пламенем. Падая, он подумал: «Это тоже должен знать царь: каково быть убитым».

Римляне торжествующе закричали и двинулись на Тьёрра. Алан отбросил свой щит, одной рукой подхватил Эодана, а другой метнул молот. Молот не успел долететь до столба, как Тьёрр уже прыгнул в яму, а оттуда в туннель.

Столб наклонился. Доска, которую он поддерживал, упала. Затрещали ветки, и крыша с тяжелыми камнями рухнула.

Эодан слышал это слабо, словно издалека. Небо разбилось, подумал он, и в обломках своей войны гибнут боги и демоны. Мимо меня пролетела звезда и с шипением утонула в море.

Он лежал в туннеле, как в матке, а тем временем камни убивали охотников на него. Последовала звонкая тишина. Он слышал, как в сплошной ночи перекликаются Тьёрр и Фрина. Ее руки нашли его. Он лежал на ее руках и позволил боли достичь высшей точки прилива.

Но боль отступила. Тьёрр раскопал несколько футов вверху. Выбравшись наружу, он вытащил Эодана и Фрину и присвистнул, увидев их.

– Пойду лучше приведу лошадей, – неловко сказал он. – Ты ведь позаботишься о нем?

Вместо ответа она поцеловала своего мужчину.

Эодан посмотрел на небо.

– Лежи спокойно, – прошептала Фрина. – Лежи спокойно. Все в порядке. Мы в безопасности.

Ветер тихий, почти теплый. На его лицо падал первый снег.

– Я тяжело ранен? – спросил он.

Она прямо ответила:

– Ты потерял левый глаз. Теперь я вдвое сильней буду любить правый.

– И все? – вздохнул он. – Я думал, мой долг больше. Силы добры ко мне.

XXI

К северу от города Танаис река Дон извивается, как сверкающая змея, как молния в божественном спокойствии, когда течет по холмистым равнинам, на которых пасутся лошади.

На западном берегу Дона, от Азовского моря на север, насколько хватает их мощи, живут рук-анса. Это гордый народ: воины, которые выращивают лошадей и изготовляют оружие; у их женщин длинные красивые волосы, увитые гирляндами; льняные платья развеваются вокруг их высоких тел; их вожди вознаграждают песни бардов золотыми кольцами.

Однако времена были нелегкие, и, когда Тьёрр Рыжий вернулся домой, народ приносил в жертву быков в надежде, что он привез с собой удачу. Со всех концов собрались вожди, и зал Бели звенел от их оружия, и рекой лился эль. Вожди гостили у Бели не только потому, что хотели услышать рассказы его сына; говорили, что Тьёрр привез с собой царя. А рок-анса нужен мудрый царь.

Странный отряд выехал на восточный берег Дона и был перевезен через реку вместе со многими дарами племен. Но не Тьёрр возглавлял этот отряд, хотя рыжебородый сверкал парфянской кольчугой и блестел греческим серебром. Он командовал воинами, несколькими десятками аланских всадников, охранявшими богатый багажный обоз; в его собственном фургоне много золота, оружия и три прекрасные наложницы. Когда он рассказывал, как все это пришло к нему благодаря удаче, принесенной молотом, многие ложились ниц: в этом молоте точно живут молнии.

Однако Тьёрр другого человека признавал своим дисой, очень высокого, с длинными волосами цвета соломы, с худым замкнутым лицом, с нарисованным на лбу солнцем и с одним зеленым глазом. Эодан не одевался, как царь; его кольчуга была надежной и удобной, но без украшений; он не говорил, что его оружие владеет волшебством или божественной силой. Больше того, у него была только одна жена, стройная женщина с темными волосами и фиолетовыми глазами; она ездила, как мужчина, держала в руках младенца, а другой сын, на год постарше, ехал в переносной колыбели за ее седлом. Эодан даже не принимал подарки на ночь в виде женщин; он улыбался своей отчужденной улыбкой, благодарил хозяина и возвращался к своей жене.

И поэтому рук-анса дивились Тьёрру … и гадали, не ведьма ли эта Фрина, так околдовавшая и Тьёрра, и своего мужа… и они разговаривали с Эоданом и начинали понимать, почему Тьёрр называет его царем.

Высоко горели огни в пиршественном зале Бели. Вожди кланов рук-анса сидели за столом, поднимали бычьи рога, тяжелые от серебра и пива, и пили в честь Тьёрра и господина Тьёрра.

Седой Бели подслеповатыми глазами посмотрел на сына.

– Ты расскажешь нам о своих путешествиях? – спросил он.