Золотой Рассвет

С самого детства не покидало его недовольство выпавшей на его долю судьбой. Гибель Лары, спасшей Керриву, стала последней каплей, переполнившей чашу. Сорвать психокинетическую составляющую оказалось очень просто. Достаточно было влюбиться в девчонку-пирокинетика, жестокую красавицу, разбившую немало сердец, которая вдруг неожиданно ответила взаимностью. Парни-пирокинетики, понятное дело, озверели и устроили ему темную.

Он улыбнулся, вспоминая. А ведь из той истории ему удалось выйти настоящим героем! После того, как он продержал купол психокинетической защиты над оседающим фундаментом атомной станции, о целительской паранорме пришлось забыть. Вырвана, выжжена, вычеркнута. Навсегда.

Никому и в голову не пришло, что аварийная ситуация с такими чудовищными последствиями спровоцирована была намерено.

Лишь институтский Искинт не поверил ему.

Искинт не верил ему никогда.

Проклятое устройство!

Вот уж с кем не хотелось ему встречаться, никогда, ни при каких обстоятельствах!

Запиликал звонок комм-устройства. Развернулся над ладонью голографический экранчик с единственной фразой: Янтарная Набережная. Больше никаких пояснений не было, но они и не требовались. Он спрятал комм, взглянул еще раз на памятник и пошел прочь быстрым шагом.

Красивейшее место столицы — Янтарная Набережная. Гением известного скульптора Ангулема ОКоннора сотворена она из окружающих гранитных скал, мощью паранормы неограниченного психокинеза переплавленных в псевдоянтарь, отличающийся от настоящего терранского янтаря лишь поразительной прочностью. Арки, переходы, узкие короткие лесенки, украшенные резными перильцами, навеки застывшие в янтарной неподвижности диковинные цветы и деревья, фигурки людей и животных, лавочки на гнутых ножках, пузатые фонари, благожелательный, пронизанный солнечным светом ментал — все это создает неповторимое ощущение почти домашнего уюта. Отчего и повелось издавна назначать здесь любовные свидания. Только влюбленные приходили сюда к вечеру, а сейчас стоял солнечный полдень и Набережная была безлюдна.

Далеко внизу шумел океан, равномерно вздымая громадные, в белой пене волны. Волны с грохотом обрушивались на гранитное основание Набережной, в тщетной попытке пробить его и обрушить. Метались, пронзительно крича, завезенные с Терры чайки и местные морские утки-пищухи.

Он смотрел в сверкающую ослепительными солнечными бликами поверхность океана и вспоминал.

Кому был нужен полуживой паренек, лишившийся целительской паранормы? Правильно, абсолютно никому. Он остался на территории Института, днем работал в оранжереях, мастерских, лабораториях, а по ночам пропадал в виртуальных библиотеках, жадно поглощая знания, недоступные прежде. Ему хотелось все попробовать, везде успеть… и получалось это у него на удивление неплохо.

Астрофизика, атомная физика, программирование, шифрование, фитогенетика, строительное проектирование, парковый дизайн…

Но настоящий коммерческий успех пришел к нему в биоинженерной лаборатории.

Модификация домашнего терранского зверька — кошки — поначалу применительно к сухому холодному климату Марса оказалась настолько удачной, что Институт буквально озолотился, экспортируя этих кошек по всей Системе. Красивые пушистые создания прекрасно размножались, сохраняя абсолютно все привнесенные в геном искусственные изменения. Раньше устойчивое наследование в длительном ряду поколений считалось почти невозможным.

Он был счастлив — до того момента, когда вернулся из межпланетной деловой поездки ректор Института, профессор Ольгерд Ольмезовский.

Даже сейчас, спустя полстолетия по биологическому времени и три сотни лет по внешнему времени Системы, вспоминал он тот разговор с главой Института с яростным гневом в сердце.

Ольгерд вместе с Искинтом безо всяких церемоний вывернул его разум наизнанку, и, конечно же, узнал все. И про атомную станцию, и про Мадину, и про нежелание становиться целителем. Они переворошили всю его память, от самого рождения! Он на всю жизнь запомнил свое бессилие перед перворанговыми телепатами и отвратительные мгновения паралича воли при полном ментальном сканировании. Тогда-то он и понял, что без высшего телепатического ранга делать в этом мире абсолютно нечего. И когда добрался до второго ранга — чего это ему стоило, знал только он сам — выдрал он безжалостно из своего сознания все вложенные во младенчестве психокоды. Никто не посмел возразить ему. Как телепат высшей категории хозяином своей души мог быть только он сам…

…Если бы не кошки, пощады бы не было. А так… Ректор дал ему свое имя. И оставил в генетических лабораториях — разрабатывать для Института новые проекты. И это все равно было гораздо лучше участи целителя.

Он старался, видит Бог, старался! Многие его разработки используются в Системе и поныне. Знаменитая алая пшеница Ганимеда, кислородные рыбки Ио, китай-розы Астероидного Городка, те же кошки… Модифицированные мыши, жрущие печально известную марсианскую лиану, разъедающую металл!

Через шесть лет молодому, подающему большие надежды специалисту доверили работу с человеческим геномом.