Золотой рубин. Хрустальная ваза

Глава седьмая ЧУДЕСА ПРОИСХОДЯТ В ПРОКАЛЬНОЙ ПЕЧИ

- Ну, Сенька, пропали мы с тобой, - говорит Данила Петрович сыну, когда варка хрусталя подходила к концу.

- Почему? - не понимает Сенька.

- А потому, что рубина-то не получается у немца. Смотри, хрусталь в его горшке, как и во всех горшках, доваривается, а он не рубиновый, а самый обыкновенный, бесцветный, - отвечает сыну Данила Петрович.

- Так при чем же тут мы? Он шихту сам составлял, сам ее поливал царской водкой, а мы только варили. Варили же мы как следует и его горшок.

- Варили, да не сварили, окраски нету.

Сенька все же никак в толк не мог взять, при чем тут они, если у немца не получилось сейчас золотого рубина? Шульц бы не уходил домой спать, а торчал бы тут возле своего горшка да и наблюдал, как варится его золотой рубин. А если станут разбираться, искать виноватого, то ведь и засыпщики скажут, что Шульц сам приходил в составную, сам наблюдал, как они смешивали шихту по его приказу.

- Все это так, сынок, а может, получится такое, что немец на нас все свалит, нам отдуваться с тобой придется, - продолжает вздыхать Данила Петрович.

Тут к ним подошли Степан Иванович с Павлушкою: им скоро заступать в смену.

- Ну как оно? - спрашивает Степан Иванович у друга. - Хорош рубин немец сварил?

- Варили-то его мы, немец на отдых отправился. А рубина никакого у нас не получилось, ни хорошего, ни плохого, - отвечает ему Данила Петрович.

Степан Иванович подошел к рабочему окну, у которого в печи стоял горшок с золотым рубином, открыл заслонку, внимательно посмотрел на сваренное в нем стекло.

- Да, никакой это не рубин. Не золотой и не медный. И даже на селеновый не похож, а самый настоящий бесцветный свинцовый хрусталь. Но колер хорош.

- Что колер! Надо, чтоб рубин был, а не колер. Боюсь я, как бы на мне с Сенькою это не отозвалось. Свалит немчуга свою оплошность на нас с Сенькою, скажет, что мы не так варили.

- Не падай духом прежде времени. Ничего вам не будет. Начальство разберется, кто прав, кто виноват. А я бы на твоем месте заранее доложил ‹о том смотрителю, рассказал, как и что. Это не помешает. Смотритель уже выше пусть докладывает, - советует другу Степан Иванович.

И Данила Петрович направился в конторку к смотрителю докладывать о происшедшем.

А в это время вот он и сам, Генрих Шульц, легок на помине - пожаловал, выспавшийся и напившийся кофе. И сразу к горшку своему. Шульц не только осмотрел сваренное в горшке через окно, но даже набрал на железный шест пробу, рассмотрел ее на свет. И не только не огорчился, а даже заулыбался и пробормотал себе в усы:

- О, гут! Прима, шён рубин!

И тут же пожал руку возвратившемуся от смотрителя Даниле Петровичу, поблагодарил его.

- Данке шён! Спасибо, - говорит Шульц Даниле Петровичу. - Твой гут свариль мой рубин, твой гут стекловар.

Ни Данила Петрович, ни Сенька, ни Степан Иванович с Павлушкой ничего понять не могли. Подошел к печи смотритель.

- Иди домой отдыхать, Петрович, а мы тут разберемся, что к чему, - говорит смотритель Даниле Петровичу. - Твое дело теперь сторона. Наверно, его превосходительство сам пожалует сюда посмотреть, что у немца получилось. А ты иди спать.

У Данилы Петровича и гора с плеч. Он и Сенька давай бог ноги, поскорей домой, восвояси.

А зря они поторопились, напрасно не остались посмотреть, что будет делать дальше со своим золотым рубином Генрих Шульц у прокальной печи. Именно тут-то и начиналось чудо из чудес: в прокальной печи рубин становится рубином.

Шульц потребовал у смотрителя, чтоб в прокальной печи отвели отдельный угол для его золотого рубина. И не отходил от прокальной печи ни на шаг все время, пока мастера не выработали сваренное в его горшке. Он сам принимал от подносчиков посуды каждую рюмку, каждую вазу, розетку и все укладывал по своему порядку в печи. И смотрел, смотрел за отжигом изделий.

В печах отжига не такой сильный огонь, как в ванной и горшковых печах, - там горят обыкновенные дрова. И посуда тут постепенно охлаждается, переходит от сильно раскаленного состояния к более слабому - в этом вся суть прокалки. Наружные и внутренние стенки изделий охлаждаются тут не сразу, а постепенно, чтобы дать возможность постепенно остывать и сжиматься и внутреннему слою изделий. Такой отжиг - закон из законов для стекольщиков; его знают даже ребятишки, работающие с отцами в гуте.

Так неужто Шульц думает, что без его участия рабочий, ведающий отжигом, не мог бы проследить за прокалкой изделий и из его золотого рубина?

Нет, этого Шульц не думает. Не потому он крутится у печи, мешает работать другим, что не дрверяет прокалку своего рубина другим. Если тутошний стекловар сварил ему золотой рубин так хорошо, как и он сам не всегда сварит, то рабочий у прокальной печи и подавно прокалил бы всё, что тут есть из его рубина, как следует.