Золотой скорпион

– Надо ночевать, – проворчал следователь. – На вот, почитай протокол и ее показания.

Пока Тимур читал, его сердце превратилось в рефрижератор и наморозило внутри огромную глыбу льда. К последним строчкам парня била крупная дрожь, и листы прыгали у него в руках.

– Черт возьми! Опять! Что они нас за детей-то малых держат, в самом деле! Она едва не погибла – и будто так и надо. Мужики-то куда смотрели? Взрослые люди! Я тогда сам…

– Не ори, – спокойно сказал Нестеров. – Думаешь, я затем тебе дал эти бумаги почитать, чтоб ты тут поорал? Скажи лучше: ничего необычного в показаниях матери не заметил?

Тимур сердито схватил со стола протокол допроса, который только что в сердцах отшвырнул, и снова уставился в бумагу. Нестеров ждал.

– Даже не знаю… – протянул парень.

– Это я и сам мог сказать. А по делу?

– Вообще – не нормально. Мама – человек не особенно эмоциональный, но очень наблюдательный. С первым понятно, кто угодно испугался бы до смерти, но совсем не увидеть лица нападавшего она все равно не могла.

– Не увидеть или не запомнить?

– Да вот же она говорит: его лица я не видела. И здесь опять: не видела, солнце мешало. Солнце солнцем, но не могла же она вообще ничего не увидеть.

– Вот и меня это зацепило, – кивнул следователь. – Может, у нее зрение плохое?

– Хорошее. Такое впечатление, что она просто не хотела это лицо видеть. В момент стресса ее сознание вот так среагировало. Может быть?

– Может. Вот только почему? Просто от страха?

– Нет, потому, например, что она нападавшего знала, – предположил Тимур.

– Стой, ерунда получается: знала, потому не увидела и не запомнила? Если б знала, сразу назвала бы имя и дело с концом.

Каримов задумался.

– Есть еще вариант: мама может обманывать, чтобы не выдать человека, которого знает, может считать, что сама виновата или сама разберется во всем. Но если это реакция сознания, спровоцированная страхом, то нападавший должен быть очень близким ей человеком.

– Всем привет, – в кабинет ввалился Савченко, большой, мощный, в неизменной кожаной куртке. – Новости есть?

– Да новостей-то по самые уши. Хорошо тебе, ты вчера выходной был, а у нас тут на Тимкину мать напали, – посвятил его Нестеров.

– Где?

– Да все там же. На этом чертовом недострое.

– Блин! Когда?

– Около трех часов дня. На вот, почитай.

Следователь подтолкнул по столу лист с протоколом допроса и следом – с осмотром места происшествия.

Николай потянулся за бумагами боком, чуть скривившись от боли.

– Остеохондроз, зараза. Продуло что ли?

– В такую жару? – удивился Тимур.

– Так в жару особенно опасно. Любой сквозняк – и все, привет.

Он сел за стол и добрых десять минут изучал протоколы.

– Значит, так, – Савченко повертел листы, будто пытался найти в них что-нибудь еще, кроме того, что было написано. – Пиши, пожалуй, рапорт, пусть там установят круглосуточное дежурство. В университете проведем работу, пусть хоть закрываются, а мимо стройки не ходят.

– Не дадут нам туда больше никакое круглосуточное дежурство, давали уже один раз. Надо дать университету предписание, пусть обносят стройку забором и нанимают охрану, – предложил Нестеров.

– Серега, пока этот, заткни уши, Тимур, задрипанный университет найдет средства, силы, людей на забор и охрану, там трупы штабелями будут лежать. Тимур, мать-то как?

– Я только здесь узнал.

– Понятно. А почему вчера маньяка-то не поймали?

– Ничего себе вопросец! – возмутился Нестеров. – Это ты дежурную группу спроси. Мы ж не знаем, сколько времени Рокотова добиралась до университета, сколько она просидела у входа. Все же были на ученом совете, из корпуса мог никто не выходить довольно долго. Разброс по времени может составить целый час. Вызывали кинологов – собака довела только до шоссе. Там преступник либо сел в машину, либо остановил маршрутное такси.

– Надо проверить.

– Вот и проверяй. Подключай ребят. С Рокотовой еще раз побеседуй. Я ж официально не могу оперативникам задания давать. Это должно ваше начальство делать.

– Да ладно, Серега. Пока начальство расчухается…

– Бог даст, дело из района в центр заберут, – мечтательно протянул Нестеров.

– Дело? А все эпизоды по недострою в одно дело объединили? – уточнил оперативник.

– Пока не все. По милиционерам пока внутреннее расследование. И убийство Давыдова тоже особняком. Хотя я думаю, это все из одной кучи. Кстати, сейчас должна сестра Давыдова подойти, сама позвонила и напросилась. Такого по телефону наговорила! Кажется, она совсем не в себе. Посиди, послушай.

– Нет, Сереж, не могу. Мне надо с потерпевшим по делу Михайловского встретиться. Я тебе Тимура оставлю. Он тебе и протокол допроса напечатает, да?

Тимур кивнул.

Сестра Бориса Борисовича Давыдова Татьяна Павловна была женщиной непривлекательной: высокой, полной, с головой, вбитой прямо в широкие плечи без всякой шеи и крупными чертами невыразительного лица. Голос ее был высокий и визгливый с рыдающими интонациями.

– Я знаю, кто убил моего брата! – с порога заявила она.

Нестеров передоложил ей сесть и спросил:

– Кто?

– Это сделала некая молодая девица. Скорее всего, его любовница.

– Понятно. А как ее зовут?