Золотой сон

– Может быть. Только мне невыносим вид любимого человека, который умирает прямо у меня на глазах. Да в мире и без тебя полно отчаявшихся людей. И я не позволю этим стервятникам заклевать тебя до смерти, я помогу тебе – только веди себя, как взрослый человек, ты же не мешок с костями! – Он встал и прошелся по комнате. – Не просто же так я тебя встретил, во всяком случае не для того, чтобы ты тут умирала у меня на руках. Из тебя же душа прочь летит, как дым из трубы!

Она вскочила, подошла к окну и заговорила:

– Конечно, я им не позволю себя растерзать! И никогда они меня не убедят в том, что все прекрасное, что было между нами – это сплошной грех и грязь! Если я им сейчас покорюсь, они меня на всю жизнь сломают… О боже, да как же я устала! Я больше не могу!

Он тоже вскочил из кресла и резко заговорил:

– Пойдем сегодня поужинаем. В «Катти Грилл» всегда тепло и уютно.

Они вышли на улицу – дождь уже прекратился, они пошли пешком мимо университета – он заметил, как она украдкой посмотрела на окна и сразу осунулась и опустила голову.

Он проскрежетал: «Тебя что-то просто с ума сводит. Что теперь случилось? Опять страшно?»

– Мой преподаватель живет вон за теми окнами. Если он нас сейчас увидит, мне конец.

– Ну знаешь, мне это совсем не нравится, мы еще ползком должны под окнами просачиваться, и головы в грязь зарывать при малейшем шорохе, да? Нет, это не для меня!

– Но я-то не могу иначе!

– Надо попытаться! Мне-то какое дело до всех этих мерзавцев?

– Зато я полностью у них в руках.

С кислой миной он пошел дальше, потом сказал, не оборачиваясь: «Я не позволю себя вовлечь в ваши дикие провинциальные дрязги!»

Григ не ответила. Кельвин очень надеялся, что когда они придут в ресторан, она хотя бы пойдет причешет волосы.

Она выпила бокал кларета и цвет вернулся на ее лицо.

Она спросила: «А что ты писал в Крок Бэй?»

– Ну… пока рано об этом говорить.

– Может, ты просто мне не хочешь ничего об этом рассказывать?

– Я об этом пока никому не хочу рассказывать.

Она вложила руку в его ладонь – теперь она уже потеплела.

– Но я хочу все знать о том, что ты делаешь.

– Когда-нибудь я тебе обязательно все расскажу.

Присмотревшись, он заметил, что на ее губах снова заиграла улыбка, потусторонняя, как бы не принадлежащая ей, и преисполнился радостью, но вспомнив о том, что скоро должен покинуть Колдминстер и оставить ее одну, загрустил.

Она прошептала: «Нам скоро пора будет уходить. Я сегодня обещала пораньше прийти домой. Маргарет будет звонить, и спросит, где я была, если к тому времени меня еще не будет дома».

– Так черт возьми, в чем же дело, ей-то ты можешь сказать, что была со мной!

– Нет, теперь уже не могу.

Лицо ее посерьезнело.

– Это еще что? Мы что – и от Маргарет должны скрываться? Уж кому-кому, а ей-то, мне казалось, мы всегда можем доверять.

– До недавнего времени я тоже так думала, только теперь и она больше себе не принадлежит. Мама с папой очень на нее рассердились, вот она и боится. И она не понимает, только она просто вне себя от ревности.

Слушая ее, он все еще размышлял.

– А где она сейчас?

– Дома. Она приехала забрать Генри. Мы же его здесь оставляли. А завтра она поедет назад. Пойдем.

На улице снова пошел дождь, и они взяли такси. Григ не согласилась проехать на такси за Блэнфорд Роу – соседи могли увидеть, и опять пошли бы разговоры, что она позволяет себе разъезжать на машинах. Кельвин с трудом сдерживался, чтобы не наговорить грубостей, но понимал, что Григ здесь ни при чем.

Она попросила: «Пожелай мне спокойной ночи» и прижалась губами к его губам – он снова осознал, что вся ее любовь жила на губах. Она почувствовала его грудь и его руки и сказала: «Ты как будто из стали.» Потом она еще и еще раз поцеловала его, а он сжал ее так крепко, что ей стало больно, в нем забурлила кровь, но она уже вырвалась из его объятий и выдохнула: «Завтра я тебе позвоню. Боже мой, я как будто ожила! Ничего мне на свете не нужно – только ты! Спокойной ночи!»

Она выскользнула из машины и побежала к дому. Кельвин доехал до Крэнборн Грин и дошел пешком до площади короля Георга. Поднявшись к себе в комнату, он почувствовал, что дрожит. Тело его, подобно морю, не могло быстро успокоиться после шторма. Вся его рассудочность кричала ему, что он совершает огромную ошибку, но все было бессмысленно – он упал в постель и провалился в сон.

Проснулся он в отвратительном состоянии и обнаружил все белье на полу. Он все еще дрожал и не мог успокоиться. Он зажег свет и сел на постели в полном отчаянии. Увидев коробку с сигаретами, он достал одну, прикурил и только тогда снова смог заснуть тяжелым, полным кошмаров сном.

ГЛАВА 11