Золотой сон

Он пошел к телефону, позвонил водителю и попросил его приехать. В комнате установилась неловкая тишина. Грейс села припудрить лицо, и, когда доставала пудреницу, не заметила, как выронила свою любимую голубую ракушку – та покатилась и застыла на ковре у ее ног. Еще немного помолчав, она, наконец, сказала:

– Я пока детям ничего не скажу. Пусть сами постепенно догадаются, тогда им не будет так обидно. – Она ободряюще ему улыбнулась. – У вас все будет отлично. Григ полна поэзии, и тебе правда придется потрудиться, пока ты из нее вылепишь что-то стоящее. Как ей повезло – надеюсь, она это понимает.

Она смотрела, как он ходит по комнате, пытаясь найти истину, распиная себя в ее поисках, но продолжая искать, чтобы принести ее человечеству. Она очень хорошо его знала, она была не против этой жертвы, если только она не пропадет даром, не затеряется за поздними наслоениями. Она была с ним, когда он становился популярным писателем. Может быть, чтобы стать мыслителем, ему нужна другая женщина. Она нежно па пего взглянула, в попытке понять, а вдруг это все несерьезно, вдруг он сейчас повернется и скажет, что все это дурная шутка, и он останется, и никогда уже не уедет. Но внизу прогудела машина и он направился к выходу.

– Не понимаю, почему я должен уезжать.

Она уже успокоилась и была совершенно спокойна.

– Я тоже не понимаю. Но я тебе во всем верю. Она встала, чтобы проводить его. Под каблуком что-то хрустнуло. Она посмотрела вниз и увидела осколки ее любимой голубой ракушки. Глаза ее наполнились слезами, и все лицо вытянулось.

Она упала на колени, и ползая по полу, пыталась собрать кусочки, повторяя: «Бедная моя ракушка, что же мне теперь делать!»

Разбитая ракушка переполнила чашу ее терпения, она упала головой ему на колени и разрыдалась, пытаясь сказать, сквозь слезы: «Прости меня, прости, я же никогда раньше не плакала, да?»

Он до крови закусил губу, чтобы тоже не расплакаться, но быстро взял себя в руки. Действительно за девять лет он впервые видел, как она плачет. Она умоляюще смотрела на него, и под этим тяжелым взглядом он вышел из комнаты, оставив ее в полном достоинства одиночестве, но долго еще ее взгляд маленькой девочки, разбившей любимую игрушку, стоял перед его мысленным взором.

ГЛАВА 17

Утром, побрившись, Кельвин позвонил Грейс.

Он хорошо выспался и почувствовал себя виноватым и пока ждал ответа, кисло смотрел на мокрые крыши Колдминстера за окном. Судьба явно занесла его в этот город, чтобы испытать на прочность, но Кельвин надеялся, что самое тяжелое он уже оставил позади, иначе он не выдержит.

Грейс спросила: «Так ты навсегда решил застрять в этом скучном сером городишке и бездельничать?» Голос ее звучал устало. «Давай все выясним, давай сходим к адвокатам и что там еще нам нужно сделать? – не превращай это в фарс! Ради бога, объясни Григ, что ты собираешься делать, скажи ей, что она сама должна делать или выброси ее из головы. Сейчас иду, Майкл!» Ее голос потеплел. – Я иду гулять с Майклом и не намерена больше обсуждать всю эту чушь с тобой, и заставлять его ждать!»

Она бросила трубку и он изумился ее холодной ярости. Подумав немного, он понял, что она абсолютно права, поэтому тут же позвонил Григ.

Коротко он спросил: «Чем занимаешься?»

– Собираюсь в университет.

– Отлично. Приходи ко мне к семи, пойдем поужинаем. – Он помолчал. – И ради бога, реши для себя, чего ты хочешь, и объяснись, наконец, с семьей, иначе я ближайшим поездом уеду в Лондон.

Он взял книгу – «Историю человеческих рас», попытался читать, но понял, что мысли не идут в голову и пошел прогуляться перед обедом. После обеда он немного поспал и начал изучать план своей работы, оказалось, что работать в Колдминстере гораздо труднее, чем там, на острове – казалось, тучи со всей Англии собрались над этим городом. Весь день с неба доносился грохот сталкивающихся облаков, и в который раз его посетило ощущение запертости в тюремной клетке и какой-то неизъяснимой тупости. Открыв запотевшее окно, он понял, что заболевает, выпил стакан воды, плюхнулся назад в кресло и немигающим взглядом уставился на драгоценный камень во лбу индийского бога, на котором играли отблески каминного пламени ему показалось, что он постепенно затвердевает, как затвердевает и покрывается коростой металл в изложнице.

В дверь постучали – Кельвин включил свет и увидел, что уже больше семи.

Вошла Григ, сняла шарф, пальто, потянулась и сказала: «На улице мерзко.»

– Я знаю. Кажется, будет буря.

Она посмотрела в мрак за окном, как будто боялась увидеть там что-то страшное, потом прошлась по комнате и остановилась у портфеля, где он хранил материалы по Замыслу.

– Можно посмотреть?

– Я бы предпочел тебе пока этого не показывать.

– А что там?

– Ничего особенного, там только план одной работы, которая займет может пять лет, а может и больше, всю оставшуюся жизнь. Это огромный труд, и делать его надо, сидя на одном месте. Ничего такого светского в этой работе нет. И скоро я займусь этим делом вплотную». Он холодно на нее посмотрел: – «Знаешь, зачем я тебе все это говорю?»

– Нет.