Золотой сон

Долго они не решались нарушить тишину, наконец Кельвин собрался с духом: «Даже лучше, что она вошла.» И, не обращая внимания на ее обиженный вид, продолжил: «Но еще лучше то, что ты сказала и сделала то, что сделала. Понимаешь?»

– Да. Я с большим удовольствием вспоминаю боль, которую ты мне доставил, чем радость от общения с другими… Мне… для меня больше было немыслимо так жить.»

Он посмотрел на часы – было уже без десяти минут десять, он тут же вспомнил, куда ему обязательно надо успеть – времени почти не оставалось.

Он поднялся и сказал: «Все, мне пора.»

Лицо ее стало мертвенно-бледным, но она нашла в себе силы слабо улыбнуться и промолвить: «Не думай обо мне плохо, Кельвин, даже если мы никогда больше не увидимся. Ты для меня навсегда останешься идеалом мужчины, я всегда буду любить тебя». Она отпустила его руки и отвернулась. «Скорее уходи.»

Он мягко закрыл дверь, и сразу услышал за ней ничем больше не сдерживаемые рыдания. И это тоже он никогда Григ не простит. Он выбежал на улицу и остановил проезжавшее такси: «В «Корабельный колокол», скорее!»

ГЛАВА 21

Кельвин попросил водителя подождать внизу, а сам поднялся в бар. Бар уже закрывался, и публика тянулась к выходу, свет наполовину погашен. В дверях Кельвин остановился и увидел, что она, как всегда, сидит в углу, полускрытая тенью. Она подняла голову, увидела Кельвина, допила бокал и пошла к нему, но, не останавливаясь, прошла мимо и спустилась по лестнице к выходу. В машине она назвала шоферу какой-то адрес и до самого момента остановки машины не проронила больше ни слова.

Наконец они приехали. Повернувшись к Кельвину, женщина спросила: «Так ее больше нет?»

– Нет.

– Я знала, что так и будет.

– А я знал, что найду тебя в баре.

– Я умею ждать. Она сказала это так, как будто действительно ждала не один год, с самого рождения.

Кельвин расплатился с шофером, они вышли из машины в неизвестном ему районе, подошли к двери в двухэтажном доме, увитом шуршащим на ветру плющом, она открыла ключом дверь, они вошли. Она распахнула дверь в большую просто обставленную комнату – внутри ярко пылал камин. Она включила свет и повернулась к Кельвину – он в который раз удивился глубине ее глаз и свежести розовых губ.

Она сбросила пальто и долго стояла у камина, потом сказала: «Как долго я ждала этого дня.»

Подойдя к нему и не слова больше не говоря, она тихо и нежно поцеловала его, у него закружилась голова, и скоро он оказался на белоснежной постели, в полном мире с самим собой и с жизнью – она укутала его своей любовью, он чувствовал себя защищенным от всех жизненных невзгод, и он сам не заметил, как уснул. Спал он долго и крепко, проснулся свежим и полным сил и увидел, что женщина уже давно встала и с кухни доносился ее голос, она негромко напевала какую-то старинную песню. Через минуту она вошла в комнату в шелковой блузке и строгой черной юбке – в руках у нее была чашка с чаем. Кельвин выпил чай, встал и пошел в ванную, почистил зубы щеткой, которую она при нем вытащила из запечатанного целлофанового пакета, принял ванну и вернулся в постель. Немного полежав, Кельвин почувствовал, что страшно проголодался, тут женщина снова вошла, на этот раз с тарелкой яичницы с беконом – он съел все до последней крошки, где-то в глубине мозга удивляясь – да что же такое происходит?

Позавтракав, он вытер лицо и руки полотенцем, женщина подала ему зеркало и сказала: «У меня есть бритва, можешь побриться, если захочешь.» – Она улыбнулась. – «Торопиться некуда.»

Женщина хотела было встать, но Кельвин поймал ее руку, и увлек в постель, и еще несколько часов пролетело, как один миг, они никак не могли насытиться друг другом – от нее исходили такие волны тепла и доброжелательности, что он едва в них не захлебнулся – он чувствовал себя полностью новым человеком.

Когда за окном сгустились сумерки, Кельвин спросил: «Мне не пора уходить?»

– Нет, вздохнула женщина, – я всю жизнь тебя ждала и отпущу только тогда, когда отдам все, что должна.

Она замолчала, затем поднялась, сделала на кухне омлет с сыром и подала его с вином, а после ужина принесла Кельвину в постель ликеру и чашку сваренного по-турецки кофе.

Он закурил сигарету и спросил: «Скажи, а тебе не кажется, что все это странно?»

– Нет, ничего странного тут нет, как нет и нужды что-нибудь объяснять и обсуждать.

Он посмотрел на нее и с улыбкой спросил: «И имени твоего мне тоже не дано узнать?»

– Я же не знаю твоего имени, и не спрашиваю. – Она помолчала. «Я совершенно не знала, что мне делать в этой жизни, пока не увидела тебя, и тогда я все сразу поняла, вот как это случилось. И еще мне сразу открылось, что она – призрак, и я знала, к чему тебя приведет жизнь с этой девушкой, поэтому я решила, что должна вырвать тебя из ее рук».

– А к чему меня эта жизнь должна была привести?

– К смертному савану.

Больше она ничего не сказала, а сбросила одежду и бросилась в его объятия, а потом он уснул рядом с ней и проспал до самого утра, и разум его был свеж, как розовый бутон.