Золотой тюльпан

Когда обед закончился, Сибилла первой выбежала из-за стола и направилась в мастерскую. Ей не терпелось увидеть «Флору». Она осторожно подобрала юбки, не желая испачкаться краской, и подошла к мольберту. Девушка взглянула на картину и застыла в восхищении, которое на мгновение заставило ее забыть свои обычные корыстные мысли. Если бы отец всегда работал с таким вдохновением, все финансовые трудности были бы давно решены и никогда бы не пришлось снова есть крестьянский суп с черным хлебом.

Франческа была изумительно хороша в образе богини весны, и Сибилла стала подумывать, как бы попозировать отцу и получить от этого выгоду, например, купить новый плащ на часть денег, вырученных за картину. Если бы только взять с отца обещание, что ее терпение будет вознаграждено, тогда уж можно стиснуть зубы и посидеть несколько часов. А иначе, какой смысл выслушивать ворчание Хендрика?

Сибилла быстро обернулась на звук открывшейся двери, но это была всего лишь Алетта, которая тоже пришла взглянуть на картину.

— Отец еще дома? — с надеждой спросила Сибилла.

— Кажется, он только что ушел.

Сибилла побежала вниз, чтобы удостовериться самой, и тут же наткнулась на Марию, которая неумолимо двигалась прямо на нее.

— А, вот ты где, дитя мое. Почему на тебе еще нет фартука? Сегодня твоя очередь убрать спальни и вытрясти портьеры.

Сибилла горестно вздохнула. Иногда ей казалось, что все женщины Голландии стоят на боевом посту со шваброй и щеткой, дабы сохранить свои жилища безупречно чистыми, подобно тому, как их мужчины с оружием в руках противостояли в свое время могущественной Испании. Отвоевать свободу им удалось, но борьба с пылью и грязью была совершенно бесполезной.

После обеда Франческа и Алетта работали в мастерской и писали натюрморты, начатые на прошлой неделе. Девушки сидели у мольбертов, а перед ними стоял низенький столик, покрытый голубой скатертью, на котором были разложены все необходимые предметы. Почетное место занимала большая перламутровая раковина, оправленная в серебро и закрепленная на изящной подставке. Ею очень дорожила Анна. Рядом стояли песочные часы и бокал вина, возле которого лежала гроздь черного винограда, чуть поодаль Франческа положила веер из переливчатых перьев. В оловянной миске, стоявшей на краю стола, лежал лимон с наполовину очищенной кожурой и вонзенным в него ножом. Франческа нашла в своем садике три последних розовых бутона и положила их на салфетку из дамаскского шелка. Это была прекрасная композиция для упражнения в искусстве светотени и в изображении предметов с различной фактурой.

Франческа всегда включала в свои композиции цветы, без которых все картины казались ей незавершенными. Так же, как невозможно было представить без цветов саму Голландию. С весны до поздней осени эта страна утопала в цветах, которые росли на клумбах вдоль каналов и улиц, благоухали в каждом садике возле дома и заполняли все горшочки и вазончики в самом доме. Но самыми удивительными и прекрасными были поля тюльпанов вдоль побережья к северу и югу от Харлема.

Франческа и Алетта не разговаривали во время работы. Девушки понимали друг друга без слов. Когда в мастерской бывал Хендрик, все выглядело по-иному. Иногда он только мимоходом бросал какое-нибудь замечание, но когда Хендрик бывал в плохом настроении, то постоянно цеплялся к каждой мелочи, вовсе не для того, чтобы помочь дочерям исправить недостаток, а просто, чтобы сорвать на ком-нибудь зло.

Алетта давно перестала плакать из-за резких, а порой и бестактных замечаний отца, но все же бывали моменты, когда она сдерживала себя с большим трудом. Франческа объясняла вспышки гнева у отца угрызениями совести, которые Хендрик испытывал из-за того, что забросил занятия с дочерьми.

Обе сестры прекрасно понимали, что достигли в работе критического момента, и знали свои возможности, но их страшно огорчало невнимание Хендрика. Если бы они смогли пойти в обучение к какому-нибудь уважаемому мастеру, то получили бы прекрасную возможность развить свой талант, и, бесспорно, их успехи стали бы более впечатляющими.

Единственным препятствием для достижения этой цели было отсутствие денег, а вовсе не то, что они женщины, так как в мастерской в расчет принимался только талант художника. Франческа восхищалась ныне покойной художницей Юдит Лейстер, которая училась у Франса Халса, так же как и Хендрик, и Марией фон Остервик, великолепно изображавшей всевозможные цветы и учившейся у Яна Давидса де Хема.

В мастерской стояла тишина, и только было слышно, как Грета убирает комнаты наверху да из-за окон доносится грохот проезжающих мимо повозок. Через некоторое время Алетта нарушила молчание.

— Есть только одно решение.

Франческа сразу же поняла, о чем говорит сестра. Она улыбнулась, но не прекратила работу.

— И что же это за решение? Повесить объявление, что две девицы, будущие мастера Гильдии, будут петь и плясать на улицах, чтобы заработать деньги на обучение?