Золотой топор

— В «проклятой комнате»? — повторил он. — Кто вам сказал, что в моем доме есть такая комната?

Его взгляд упал на Аппензель.

— Это ты? — закричал он.

— Нет, нет, не браните Аппензель. Я во всем виноват, — вступился я. — Я хотел войти в какую-то комнату, дверь которой была заперта, но ваша служанка не позволила мне. «Нельзя входить в „проклятую комнату“», — сказала она.

— И вы не вошли?

— Нет, вошел.

— Ах, Господи! — простонала старушка.

— Ступай вон! — крикнул ей хозяин.

И, когда она ушла, он обратился ко мне:

— В той комнате ночевать нельзя. Уже пятьдесят лет, как никто не спит в ней!

— А кто ночевал там в последний раз?

— Я! И я никому не советую спать там.

— Пятьдесят лет! Но вы были ребенком тогда.

— Мне было в то время двадцать восемь лет.

Мы не могли сдержать своего удивления. Неужели ему было уж семьдесят восемь лет? А на вид нельзя было дать и шестидесяти.

— Но что же могло там произойти с вами? Я был в этой комнате и не заметил в ней ничего особенного. И только шкап…

— Вы дотронулись до шкапа? — вскричал хозяин, подходя ко мне. — Вы дотронулись до шкапа?

— Да, мне показалось, что он падает, и я хотел…

— Он вовсе не падает! Он никогда не упадет. И его нельзя сдвинуть с места. Он всегда стоит так, склонясь, не в силах сдержать тяжести того, что в нем. Он навеки останется так.

Мы невольно все поднялись. Голос старика прерывался. Крупные капли холодного пота выступили у него на лбу. Глаза, которые мы считали погасшими, метали пламя. Он был страшен. Он схватил меня за руку и сжал ее с силой, какой никто не мог и подозревать в нем. И вдруг глухо спросил:

— Вы не открывали шкапа?

— Нет.

— Тем лучше! — облегченно вздохнул он. — Значит, вы не знаете, что в нем. Ах, сударь, это хорошо, очень хорошо для вас!

И дрожащей рукой он вытер свой лоб; из груди его вырвался долгий вздох. Он зашагал взад и вперед по комнате и вдруг остановился перед своей собакой, которая, подняв голову, внимательно и беспокойно следила своими умными глазами за хозяином. Весь его гнев, который он старался успокоить в себе, разгорелся снова и обрушился на собаку:

— Зачем ты так смотришь на меня? Не довольно тебе? Что тебе нужно? Иди в свою конуру! Слышишь? Ступай в конуру!

Он с бешенством, которое трудно было понять, толкал ее из комнаты:

— Ах, да заговоришь ли ты когда-нибудь, Тайна? Заговоришь ли? Или издохнешь, как и другие, молча? Заговори же, заговори!

Он открыл дверь и гнал пинками свою собаку, которая при каждом ударе раскрывала беззвучно свою пасть от боли. Он выгнал ее на двор, но и там продолжал бить.

Нас очень расстроила эта сцена.

Макоко проговорил вполголоса:

— Ну что, я же говорил вам! Знаете что, вы как хотите, а я не пойду в свою комнату. Я останусь здесь на всю ночь.

— И я с тобой, — сказал Матис.

— Да, лучше не спать. Мы, может быть, увидим забавные вещи, — проговорил Аллан.

— Тише, не надо с этим шутить, — беспокойно сказал Макоко.

И, помолчав, прибавил:

— Я ведь говорил вам!

— Что ты нам говорил? — рассердился Аллан.

Маково приблизился и шепотом произнес:

— Разве вы не видите, что он одержимый?

— Просто больной, — сказал Аллан.

— Да, конечно, — поддержал я его, — и вообще, ведь он совсем нормален… пока не затронешь его мании. Бедняга воображает, очевидно, что его преследуют с того света и что он — добыча дьявола.

— Не произноси этого имени, и особенно здесь! — быстро прервал меня Матис.

Мы с Алланом засмеялись.

— Не смейтесь! Это может плохо кончиться!

— Да полно вам, трусы! Чего вы оба боитесь? — сказал Аллан. — Знаете что? Сейчас одиннадцать часов, и у нас еще шесть часов впереди. Давайте поиграем в карты. Пригласим и хозяина. Это его рассеет.

И Аллан, записной игрок, у которого всегда была в кармане колода карт, вынул ее и бросил на стол.

— Ну что ж, начнем.

Не успел он разложить карты, как в комнату вернулся хозяин. Вид у него был уже совершенно спокойный. Он медленно подошел к столу. И вдруг, в то самое мгновение, как он увидел карты, лицо его исказилось таким отвращением и ужасом, что невольно все мы вздрогнули.

— Карты! — вскричал он. — Откуда они? Это ваши?

Он остановился, задыхаясь, потом медленно, с трудом, будто невидимая рука сжимала его горло, заговорил:

— Кто вы? Откуда?.. Кто велел вам прийти сюда… с картами? Кто вас послал? Чего вам опять от меня нужно? Не довольно разве мне мучений? А, надо сжечь эти карты!

И он схватил колоду и, размахнувшись, хотел кинуть ее в огонь. Но в тот же миг словно какая-то сила задержала его руку. Он с ужасом оглянулся, его пальцы медленно разжались, и он упал в кресло с хриплым криком:

— Я задыхаюсь! Меня душит!

Мы бросились к нему на помощь… но он уже сорвал с себя воротник и глубоко, часто дышал.

Потом он хотел встать, но вдруг голова его упала на руки, и он зарыдал с таким отчаянием и мукой, что эти слезы, казалось, жгли его лицо.

Прошло несколько минут.

Наконец, он заговорил:

— Я должен рассказать вам все. Я не хочу, чтоб вы считали меня безумным. И потом, мой рассказ может послужить вам на пользу.