Золотой торквес

— что эти люди полностью оправятся, как только вернутся к созидательной деятельности. Через три дня самые крепкие отправятся с Хоми, Акселем и Филимоном на железный рудник в Нанси. Еще кое-кто из наших и несколько финийских волонтеров из остающихся будут сопровождать караван с продовольствием. Если ничто не нарушит наших замыслов, то недели за две будет выстроена укрепленная деревня. Такая же деревня вырастет и в Нанси, как только Филимон и Аксель доставят туда рабочую силу.

— Bien entendu note 2, — кивнула мадам. — Но помните

— прежде всего железо! Для беженцев, готовых работать на рудниках, ничего не жалеть. Мы должны как можно скорее вооружить наше войско железным оружием.

Они шли мимо импровизированных хижин по направлению к реке, где на берегу был натянут тент госпиталя. Беженцы молча провожали мадам Гудериан глазами. Она кивала им, многих называла по имени, поскольку почти все эти люди прошли через ее пансионат, и даже те, с кем ей не доводилось встречаться, отлично знали, кто она такая.

Многие улыбались старухе. Отдельные лица выражали открытую неприязнь, а один сплюнул и демонстративно повернулся к ней спиной. Большинство же смотрело тупо, безучастно, отчего сердце Анжелики болезненно сжималось.

— И все-таки мы были правы! — заявила она, заставляя Бурке и Каваи, державших ее под руки, шагать быстрее. — Их необходимо было освободить. В конце концов они привыкнут и снова станут радоваться жизни.

— Конечно, — мягко откликнулся Луговой Жаворонок.

— Пока они все в шоке, — заметил Каваи, — на что надо сделать скидку. Но со временем они будут благодарны нам за избавление от рабского ига.

— Ну, мне-то вряд ли, — уныло возразила мадам Гудериан. — Им есть за что меня ненавидеть. Сперва послала их в рабство, потом швырнула в пучину неопределенности, освободив от него. Их страдания тяжелым грузом лежат на моей совести. Если бы я не впустила их во «врата времени», трагедии не случилось бы.

— Человек всегда найдет повод для страданий, — заметил Бурке. — Взять хоть меня! Последний томагавк, с вашего позволения! После того как Великий Вождь перейдет в райские кущи, на свете не останется ни одного уаллауалла. Я собираю пресс-конференцию, распинаясь перед бледнолицыми свиньями: «Я больше не ступлю на тропу войны!» Янки со всей Галактики льют слезы у своих стереотелевизоров, умиляясь благородному жесту коренного индейца, юриста по образованию. А через несколько дней я получаю послание от совета вождей в Якимасе, в котором мне рекомендуют заседать у себя в суде и не разевать пасть!

— Все мы в жизни совершили немало ошибок, — поддержал его старик Каваи. — Но тебе, Анжелика, не в чем себя упрекнуть. Не будь этого почетного исхода — врат времени — мне бы осталось только проститься с жизнью. И то же самое можно сказать о большинстве изгнанников. Правда, на первых порах и здесь нелегко пришлось. Зато после побега я познал великую радость. Лишь на склоне лет понял, что счастье не в том, чтобы заботиться о своем благе, а в том, чтобы служить другим. Я не говорю, что поумнел, но благодаря тебе обрел настоящих друзей и покой души.

Мадам повесила голову.

— А моей душе не будет покоя до тех пор, пока я не пройду свой путь до конца. Рабство серых и серебряных должно быть уничтожено, необходимо раз и навсегда закрыть врата времени. Здесь, в Финии, мы положили начало всему, и пусть я умру, но дело будет завершено!

Она зашлась судорожным кашлем, лицо ее посинело.

— Черт! — сквозь зубы процедил Бурке и, подхватив ее на руки, быстро зашагал к полевому госпиталю.

— Отпусти меня, Жаворонок! Со мной все в порядке, — попыталась вырваться мадам.

Каваи, войдя под навес из пленки, отражающей солнечные лучи, указал им на смуглого человека с усталыми глазами; в руке у него был зажат стетоскоп.

— На стол! — приказал тот. Прослушав легкие мадам, он заключил: — Если вы и дальше будете к себе так относиться, то захлебнетесь собственной мокротой, слышите? Вы делали отхаркивающие упражнения, которые прописала вам Амери?

— Еще чего!

— О Аллах! Вы только послушайте эту женщину! — Он раздраженно почесал кожаный обруч, прикрывавший его кадык в том месте, где прежде был серый торквес. — Хоть бы вы ей втолковали, друзья! — Он приклеил ей на шею какой-то аппликатор. — Ну вот, аппликатор немного снимет спазмы. Но вашим легким требуется полный покой, вы поняли меня?

— Helas, Джафар, cheri! note 3 Я не могу бросить дело.

Невзирая на протесты врача, она слезла со стола и двинулась в обход больничных коек. Большинство пациентов госпиталя встречали ее приветливо. Одна беременная придворная дама схватила ее руку и поцеловала.

— Благослови вас Бог! — Женщина сотрясалась от рыданий. — Двенадцать лет… Двенадцать лет сплошного кошмара! Наконец-то все позади!

Мадам улыбнулась и мягко высвободила руку.

— Да, дитя мое, все позади. Ты свободна.

— Мадам… — беременная женщина замялась, — а что мне делать с ним, когда он родится? Среди нас есть и другие женщины, зачавшие их детей. Я-то уже на сносях, а остальные…