Золотой треугольник

На смену долголетнему сотрудничеству двух держав (к слову сказать, французская война в Индокитае велась в основном на средства американцев) после Женевской конференции пришли разногласия.

В отличие от реалистически мыслящего Парижа, который собирался без шума оставить Индокитай, сохранив там максимальное влияние, Вашингтон, «проигравший» Китай и исполненный священного гнева, рассуждал так: либо победа, либо поражение. Джон Фостер Даллес, официально провозгласивший крестовый поход против коммунизма, выразил этой фразой сущность своей политики. Участников крестового похода оскорбляла уже сама мысль о возможности переговоров с неприятелем. Любой компромисс был для них равнозначен поражению.

Джон Фостер Даллес, убежденный в том, что многомиллионная китайская армия движется на юг, выдвинул «теорию домино»: если падет Вьетнам, за ним последуют Таиланд, Малайзия, Индонезия, Пакистан и Филиппины. Вся западная часть Тихого океана окажется в руках коммунистов.

Такое примитивное мышление государственного секретаря США обернулось трагедией для Индокитая, ибо повлекло за собой миллионы жертв, оно же стало причиной катастрофы и для самих Соединенных Штатов Америки.

В результате обещаний, данных в период предвыборной кампании президентом Эйзенхауэром, стремившимся оградить себя от нападок правого крыла республиканской партии, называвшей его коммунистом, Соединенные Штаты стали союзником одного из самых продажных режимов Азии. Так, уже в середине 50-х годов высшие представители Вашингтона совершили первые шаги на том пути, который десятью годами позднее привел во Вьетнам полумиллионную армию и послужил причиной самого глубокого внутреннего кризиса американского общества со времен гражданской войны.

Американские политики надеялись преуспеть там, где их предшественники — французы потерпели крах. Пожалуй, лучше других передал мышление американцев Грэм Грин в романе «Тихий американец». Не выдумано и стремление американцев найти «третью силу», которую можно было бы противопоставить как колонизаторам, так и коммунистам. Именно с этой задачей приехал в Сайгон Эдвард Ландсдейл, явно послуживший Грину прототипом его героя.

Тихий американец из романа Грина не корыстолюбец и не авантюрист. Это ограниченный идеалист. Вера в превосходство американского образа жизни не позволяет ему понять азиатскую действительность, он готов пожертвовать ни в чем не повинными людьми ради теорий, выдуманных в далеких американских университетах.

«Я делал куда больше, чем требуется от солдата… Я взял с собой в эти азиатские сражения веру в непогрешимость Америки точно так же, как это сделал бы Томас Пейн [5]», — рассказывал бывший полковник авиации Эдвард Ландсдейл о своих первых шагах в Сайгоне.

В ту пору Эдвард Ландсдейл, один из способнейших офицеров ЦРУ, был полон оптимизма. За плечами у него был успешный старт на Филиппинах, где он был специальным советником президента Рамона Мангсайсая. С помощью денег и хитрости ему удалось посеять между повстанцами раздоры и оттеснить их в глубь джунглей. Во время одной из его психологических акций, например, было использовано традиционное суеверие филиппинских крестьян. Кое-где на островах еще сохранилась легенда о сказочном вампире Асуане. Ландсдейл послал в контролируемые партизанами районы группу агентов, которые распространяли в деревнях слух, будто в окрестностях появился Асуан. Потом одного пленного повстанца убили приемом каратэ и на шее проделали две дыры, имитируя укус вампира. Труп бросили на дороге, по которой крестьяне ходили на базар. Возникла такая паника, что партизанам пришлось оставить местные базы и уйти в другое место.

Ландсдейл надеялся, что в Южном Вьетнаме он добьется такого же успеха. В июне 1954 года под прямым давлением Вашингтона президентом страны стал Нго Динь Зьем. У людей, которые обладали в Сайгоне всей полнотой реальной власти, его избрание вызвало лишь снисходительную усмешку. Во Вьетнаме его почти никто не знал.

Полковник Ландсдейл взялся за работу. Первым делом он подкупил главарей вооруженных сект хоа-хао и као-дай. Около 20 тысяч их членов стали вспомогательными колониальными частями.

Изменилось положение и в армии: американцы, финансировавшие южновьетнамские вооруженные силы, внимательно следили, чтобы на командные посты попадали офицеры, симпатизирующие новому правителю. Позиции президента укреплялись, но отношение к нему не становилось лучше. У Зьема, ревностного католика и фанатичного антикоммуниста, не хватало гибкости и терпимости, умения понимать окружающих и способности идти на компромиссы. Возможно, он чуть меньше, чем его преемники, заботился о личном обогащении, но его ограниченность отталкивала вьетнамскую интеллигенцию, крестьян же он привлечь не сумел. Французы не скрывали скепсиса. Однако за спиной Зьема стоял Даллес.