Золотой треугольник

»…Прошел еще час, вперемежку с мертвым молчанием и шумом у кухни… Потом кто-то вошел в вестибюль. Это он, мы узнаем его шаги! Он прошел в кухню и там продолжал что-то делать лопатой, но теперь она ударялась о камни. Потом послышался звук разбитого стекла. Теперь он вернулся обратно в сад и роет землю ближе к нам…»

Капитан перестал читать и посмотрел на Коралию. Оба напряженно прислушивались. Потом он прошептал:

— Слушайте!

— Да, да, — ответила она, — я слышу. Шаги… Кто-то ходит в саду перед домом!

Они приблизились к окну. Действительно, в саду кто-то ходил, и так же, как когда-то их родители, они при звуке шагов почувствовали облегчение.

Человек обошел два раза вокруг дома, и шаги затихли.

Потом снова послышались неясные звуки, и Бельваль вздрогнул: похоже было, что рыли землю, причем в стороне кухни.

История двадцатилетней давности повторялась…

Прошел час. Землю все еще продолжали рыть, а капитану с Коралией теперь казалось, что это роют им могилу. Они стояли рядом, тесно прижавшись друг к другу.

— Входит в вестибюль, — прошептала Коралия.

— Да, входит, как тогда… Не надо даже прислушиваться, стоит только вспомнить! Вот он идет на кухню и роет теперь там… Лопата ударяется о камни… Слушайте, Коралия, это звук разбитого стекла!

Некоторое время они молчали, подавленные.

У двери внизу послышалось шуршание, такой же звук повторился у остальных дверей и, наконец, у окна. Через некоторое время Патриций и Коралия услышали какой-то скрежет на крыше.

Они подняли глаза. Теперь, без сомнения, наступала развязка… Потолок был стеклянный. Что сейчас произойдет? Покажет ли свое лицо враг?

В центре потолка появилось отверстие. В него чьей-то рукой была просунута палка, очевидно, для того, чтобы оставалась щель.

Под последней доской было еще несколько строк: «Он приближается, приближается! — писал отец. — Увидим ли мы сейчас его лицо?»

— Вот он приближается, — шептала Коралия, — сейчас мы увидим его, узнаем, кто он. Родители наши знали своего врага, узнаем и мы!

И она вздрогнула при мысли о том, кто может быть этот враг.

— Коралия, отец написал его имя: «Эссарец!» И дальше: «…Негодяй! Он просунул в отверстие руку и спустил что-то сверху, прямо нам на головы. Потом в отверстии показалось его улыбающееся лицо… То, что он спустил нам, оказалось веревочной лестницей. К ее концу прикреплена записка: „Пусть Коралия поднимется одна. Ее жизнь будет спасена. Я даю на это десять минут. В противном случае…“.

— Неужели и теперь будет то же? — воскликнул Бельваль. — Быть может, та самая лестница, которую я видел в комнате Симона!

Коралия не спускала глаз с потолка.

— Но кто же, кто там может быть? — рассуждал вслух капитан. — Отец и Эссарец умерли, Симон сошел с ума! Не может быть, чтобы все это сделал он в припадке безумия… Такая последовательность и точность во всем не могут быть у сумасшедшего. Нет, нет, это другой, тот, который всем руководил, скрываясь в тени…

Коралия сжала его руку.

— Молчите… Вот он…

— Нет, не может быть…

— Смотрите…

В отверстии наверху показалась голова. Это был Симон.

Патриций в ужасе прошептал:

— Сумасшедший! Сумасшедший!

Но Коралия, дрожа, возразила:

— Он, может быть, вовсе не сумасшедший…

Сверху на них смотрел человек, но на его лице не отражалось ни ненависти, ни злобной радости. Его лицо было бесстрастно, как всегда.

— Коралия, — тихо сказал капитан, — не противтесь тому, что я буду сейчас делать…

Он незаметно подталкивал ее, делая вид, что поддерживает, к столу, на котором лежал пистолет.

Симон не шевелился, походя на демона зла, выжидающего удобного момента для нападения.

— Нет, не надо, — шептала Коралия, разгадав намерение Бельваля.

Но он уже схватил пистолет и выстрелил.

— Вы будете жалеть об этом, Патриций, — с упреком сказала Коралия. — Он будет теперь мстить!

— Его могло задеть только рикошетом, — сказал капитан. — Пуля попала в крышу.

Они молча ждали, что будет дальше.

Наконец, как и двадцать лет назад — ничто не могло поколебать в них убеждения, что они уже видели это — сверху спустилось нечто… оказавшееся той самой лестницей, которую Патриций видел в комнате Симона. К ней была прикреплена записка, видимо, та же самая, что и двадцать лет назад. Бумага от времени покоробилась и пожелтела. Они прочитали угрожающие строки, написанные рукой Эссареца: «Пусть Коралия поднимается одна. Ее жизнь будет спасена. Я даю десять минут. В противном случае…».

Глава 13 В гробу

— В противном случае… — машинально повторил Бельваль.

Это означало, конечно, что если Коралия не послушается и не отдаст себя в руки врага, то для них останется одно — смерть.

Но в этот момент они мало думали о том, какого рода будет эта смерть, да и вообще не думали о ней… Обоих мучала одна только мысль: Коралия ради сохранения своей жизни должна пожертвовать Патрицием, они должны расстаться…

Влюбленные молчали, избегая смотреть друг на друга, подавленные необходимостью принять решение… От этого теперь зависела развязка драмы.

Тот же вопрос двадцать лет назад решала другая Коралия. Она предпочла любовь и умерла.