Золотой цветок – одолень

– От твоей громогласной пушки, Егорий, и у Фариды голова повредилась, не токмо у тебя! – почесал огорченно затылок Меркульев.

Какой-то ордынец пустил стрелу, поранил Фариде плечо. Она метнулась в укреп, схватилась за пищаль.

– Нюр, тебе говорю, Коровина, перевяжи плечо Фариде, подорожник наложи, поплюй на рану, – указал Меркульев.

– Без твоих советов обойдемся! – подошла к Фариде Нюрка.

Ханич Нургалей понял, в чем уязвимы укрепы. Их можно забросать стрелами. Они слишком близко поставлены к воде.

Ханич собрал сотников, повелел выстроить воинов на кромке брода и бить беспрерывно стрелами по укрепам. Одна сотня по мановению Нургалея поскакала берегом вниз и бросилась на станицу через речку вплавь. Лучники за один взмах руки встали рядами у брода. Выстреливший ряд приседал, доставая стрелы из колчанов. Сорок рядов лучников безостановочно метали смерть по укрепам. Меркульев восхищался ордынской выучкой. Стрелы свистели, не давая поднять голову. Они жалили бойницы, врывались в укрытия, не давали возможности перезарядить пушку.

Первой упала Маруська Хвостова замертво. Стрела попала ей в переносицу, пробила голову. Она упала на мешки с порохом, разбросила руки. И никто не глянул на нее. Всем верилось, что Маруська ранена, поохает и встанет. Вскоре визгнула коротко, будто щенок, Серафима Рогозина. Стрела ордынца проткнула ее насквозь. Вошла в грудь, вышла из-под лопатки. Марья Телегина глянула на Серафиму и заскулила по-собачьи. Пелагея завалилась, как падают тучные поросы в день мясобойки. Она упала не сразу. Стрела пробила ее, а великанша не падала, стояла, покачивалась. В нее тут же вонзились еще две стрелы: одна – в грудь, другая – в плечо. Пелагея затопталась, выпучила глаза, повернулась спиной к броду. Будто хотела она посмотреть перед смертью на родной городок. В огромную спину атаманши бабьего укрепа воткнулись одновременно еще три стрелы. Пелагея вновь затопала, стала поворачиваться лицом к меркульевскому укрепу. Еще одна черная хищная стрела впилась Пелагее в шею. Баба рухнула сначала на колени, покачнулась с подвертом и легла на правый бок.

Меркульев не сразу заметил, что гибнут казачки в укрепах. Он ползал, заряжал пушку с земли. Набивал стволы порохом, железной сечкой. Доволен был: уже восемь стволов зарядил с Нилой Смеющевой. Для одного ствола сечки не хватило. Меркульев снял с пояса кошель с цесарскими ефимками. Зарядил пушку золотом.

А в правом укрепе уронили пищали и затихли со стоном в соломе Лукерья Кузнечиха и Любава Сорокина. Предсмертные вопли Степаниды Квашниной атаман услышал. Увидел, как завертелась со стрелой под сердцем Серафима Рогозина. Кому-то погибнуть надо было. Но Меркульев вздрогнул и похолодел, когда ему молча ткнулась лицом в живот срезанная стрелой Устинья Комарова. Вспомнилось, что у нее трое детей – тройня. Недавно бегать начали. По три годика им скоро будет, в Семенов день.

– Всех баб ордынцы побьют! А с меня, недотепы, казаки кожу заживо сдерут за плохое атаманство. Бабы! Бабы! – закричал Меркульев. – Отрезали лучники нам дорожку к лодкам! Стреляйте по лучникам не целясь! Держите над головой пищали! Они кучей, поганцы, стоят! Стреляйте! Гром и молния в простоквашу! Стреляйте!

– Огонь, бабы! Стреляй! – начала атаманствовать вместо Пелагеи Марья Телегина.

Казачки зашевелились, вскинули пищали, выстрелили вразнобой. Снова зарядили оружие, дали залп. Олеська Меркульева нашла небольшую и удобную дыру в укрепе. Била из нее прицельно, наверняка. Как учил отец этим летом, у речки. Дарья бранилась тогда. К чему, мол, девчонке в таком возрасте пищаль? Останется еще без глаз, как Федька Монах.

Меркульев наводил на врагов пушку. От слабосильного Егория помощи никакой. Стволы надобно было чуть поднять и повернуть вправо. Чтобы ударить в самую гущу лучников. Да и всадники с ханичем Нургалеем снова готовились к броску. Задумано хорошо. Теперь конники двинутся через брод под прикрытием лучников. Атаман корячился, багровел, но пушка не двигалась с места. Нюрка Коровина подползла к Меркульеву. Юбка у нее порвалась и заголилась. Одна коса расплелась. В рыжих волосах солома. Но не до обихода и нарядов в бою.

– Давай помогу! – поднатужилась Нюрка и повернула пушку. – Тяжелая, уродина!

«И откуда в русских бабах такая сила берется?!» – подумал Меркульев, нажимая на рычаг фитильной решетки. Двенадцать стволов чудища снова рявкнули утробно громами, ужалили градом железной сечки строй лучников. Поредел строй ордынцев. А бабы осмелели, встали во весь рост и влепили из пищалей два прицельных залпа.

– Так и казаки, мужи ваши, не воевали, бабы! – прослезился Меркульев.

Чья-то пуля попала в живот Нургалею. Он завизжал по-шакальи, закрутился, свалился с коня оползнем. Ордынцы растерялись. Насима в суматохе ускакала от них в сторону, к речке, бросилась с конем в воду. Редкобородый тысяцкий повел оставшиеся три сотни в степь. Убитого ханича закинули поперек паршивой лошадки лучники.

– Перемога! – завопила Бугаиха.

– Разгром! – развел руками Меркульев.

– Смерть хайсакам! – заплясала татарка Фарида.