— Охраны мало. Араб-Мухаммед увел недавно войско на войну. Семь тысяч булатных сабель ушло конно. И янычары ушли с ханом. Во дворце у хана одни жены и скопцы. Стража малая лишь на воротах.
И на огне не изменил показаний басурманин. Такой удачи не ожидал никто. Наверно, сам бог выпроводил хана с войском из города. Забесновались зеленые молнии в глазах атамана. Нечай распоряжался:
— Митяй Обжора, Гунайка Сударев и Вошка Белоносов... повелеваю вам остаться здесь, на переправе. На платане соорудите место для наблюдения, аки вышку сторожевую. Запасите хворосту и травы сухой для тревожного огня. Челны спрячьте в камышах. Пасите на том берегу стреноженных коней с полтабуна. На случай нашего убыстренного бегства. Пушечку установите на энтом берегу. Охраняйте тропу к переправе. Кибитки и телеги уведите подальше, укройте в овраге. Ждите нас дней десять-пятнадцать. Мы оставляем вам на сохран весь обоз!
Ватага Нечая села на коней и двинулась к Хиве. Федоска Меркульев хватался за саблю, пытался ехать впереди. Щеки его раскраснелись от ожидания радости, битвы. Казаки улыбались, поглядывая на Федоску и Хорунжонка:
— Детишки! Мальцы!
— Я выстрелю в первого же басурманина из пистоля! — не мог успокоиться Федоска.
— А я зарублю непременно саблей! — отвечал ему Хорунжонок.
Ермошка беспокоился за Дуню Меркульеву и Глашку. Девки должны были догнать в степи ватагу Нечая. Но они так и не появились. Мож быть, заплутались и погибли. А мож быть, сорвался у них побег... Прокоп Телегин осуждал Нечая:
— Зазря ты взял Федоску и Хорунжонка.
Нечай смеялся:
— Я для забавы им позволил пойти с нами. Не пустим мы отроков в бой. Всегда загородим от сабель и стрел.
— Дай бог!
...Оставшиеся на переправе Митяй, Гунайка и Вошка были довольны. Ежли в Хиве возьмут богатую добычу, то разделят на всех поровну. Им достанется не меньше. Митяй подстрелил из пищали сайгака. Вошка варил обед. Первый испуг пришел, когда Гунайка заметил в пустыне три кибитки. Они шли по следам ватаги к переправе со стороны Яика. Боялись чужаков стражи переправы. Все-таки их мало: три человека не войско. А в каждой кибитке может сидеть пять человек. Гунайка зарядил пушечку, развернул ее к реке.
— Ударим, когда начнут переправляться.
Вошка приготовил челны для бегства по реке. Кибитки подошли к воде.
— Надо бы и на этом берегу держать несколько коней, — предложил Гунайка.
И вдруг Митяй Обжора захохотал на вышке:
— Робяты! Кибитки-то привезли по нашим следам Дунька Меркульева и Глашка-ордынка.
— Чать, вино привезли? — начал шутить Вошка. Гунайка махнул рукой Митяю:
— Тише, слазь! Затаимся, поглядим, что девки станут делать. Они ить не видят нас!
Стражи переправы начали играть, спрятались. Дуня и Глаша надули воздухом кожаные мешки, привязали их под колеса одной кибитки.
— Ветер попутный, столкнем повозку в воду, — обратилась Дуня к подружке.
Глашка выпрягла коней, загнала их в реку. Но повозку с кибиткой они затащили в воду с трудом. Колеса увязали в прибрежном иле и песке. Наконец повозка поплыла сама, ее подгоняло ветром к берегу, где засели Митяй, Гунайка и Вошка. Девки ухватились за гривы коней, поплыли вслед по-казачьи. Переправились с одной кибиткой они довольно быстро.
— Те две повозки мы, Глаша, бросим, — отфыркивалась Дуня, разболокаясь.
Разделась до гола и Глашка.
— Пойдем купаться, поплаваем!
— Мне кажется, кто-то глядит на меня. Уж не попали ли мы в засаду? Прыгай, Глаш, в кибитку к пистолям, — прошептала Дуня.
Глашка была сообразительной.
— Я полотенце возьму, — нырнула она в кибитку.
Дуня повыгибалась еще немножко под солнцем, потом присела, схватила одежду и молниеносно прыгнула за войлочный полог кибитки. Сразу же прогремели два выстрела. Одной пулей порвало ухо Гунайке, другой пробило плечо Митяю Обжоре.
— Девки! Вы с ума сошли! Мы ить свои! Мы казаки! — заорал Митяй, поднимаясь из-за кустов. — Вы грудю мою изрешетили пулями!
Дуня оделась не торопясь, вышла сердито.
— Доигрались, болваны?
— Перевяжи, полечи, Дунь, — засопел Митяй.
— Как вы нас усекли? — допытывался Гунайка.
— По следам крались. Да уж больно ходко вы шли, не могли догнать. А где казаки? Ринулись брать Хиву? Вас оставили на переправе? — затараторила Глашка.
— Как мой братик, Федоска? — спросила Дуня.
— Не братиком болеешь, а Ермошкой, — съязвил Гунай.
— Подставляй свое порванное ухо. Лохмотья придется обрезать. Будешь говорить, поди, что в бою пострадал?
— Вы пойдете на Хиву? Али с нами станете ждать Нечая?
— Будем ждать здесь, с вами! — утвердила Дуня.