Крюк продолжал отрабатывать удары на Дудинкине, пока не утомился. Здоровенный бугай-шестерка белоснежным полотенцем промокнул пот на его роже (автор просит извинения у читателя, но лицо господина Крюка иначе назвать нельзя. Рябое, широкоскулое, с перебитым носом, одним глазом и шрамом через всю щеку, голливудские монстры и чудовища по сравнению с ним показались бы просто херувимами).
– Надумал говорить или еще помучиться охота? – спросил Крюк у лежащего на полу Акакия.
Акакий никак не отреагировал на вопрос, он дошел до такого состояния, что уже перестал реагировать на боль.
– Крюк, он, по-моему, того... в отключке или подох, – произнес шестерка, поддев носком ботинка неподвижное тело Дудинкина.
Крюк сплюнул на пол:
– Не-е, эта тварь живучая. Ладно, пусть полежит, пойдем перекусим, силы восстановим.
Дверь за ними закрылась. Акакий попытался пошевелиться, но не смог. Он молил о смерти, быстрой смерти. В избавление он уже не верил. В его голове произошел какой-то сдвиг. Акакию почудилось, что с ним рядом ангел. Да-да, самый настоящий ангел. С белыми пушистыми перьями, в белом одеянии, с добрым усталым лицом.
– Акакий, Акакий, во что ты свою жизнь превратил? Ты был таким замечательным ребенком.
– Ты зачем пришел? – спросил Акакий.
– Мне тебя жаль. Но это наказание за грехи. Молись, Акакий, молись о прощении... Бог не оставит тебя.
Разговор с ангелом прервал звук открывающейся двери. В щель просунулась голова одного из бандитов.
– С кем ты тут бакланишь? – рявкнул он, оглядывая пустое помещение.
Акакий едва слышно ответил:
– Не видишь, с ангелом разговариваю.
– Писец, крышу сорвало, – сплюнув на пол, авторитетно заявил бандит. – Глюки – это уже последнее дело.
Акакий видел ангела ясно и четко, каждое перышко, каждую складочку на его балахоне. Он закрыл глаза и погрузился в спасительную темноту.
Шестерка поднялся к хозяину и доложил:
– Крюк, он сам с собой разговаривает, раскалывать его надо, пока кони не двинул...
– Ты кого учишь, чмо? – рявкнул Крюк, врезав советчику по уху. Удар был такой силы, что здоровенный парень рухнул на пол.
– Ты че, ты че, – заскулил он, поднимаясь и с опаской наблюдая за Крюком, – я же как лучше хотел...
Разборке положил конец телефонный звонок.
– Да нет, хорошо, когда? Да... Крюк положил трубку и приказал:
– Машину готовьте, мне Старик стрелку кинул. Этого урода не трогать, я сам с ним разберусь. Пусть оклемается маленько...
Через час из дома выехала машина с тонированными, бронированными стеклами.
Охрана не обратила внимания на мужика, ведущего по улице козу. Коза паслась здесь почти целый день, мужик время от времени приносил ей воду, привязывал на новом месте. Короче, стал неотъемлемой частью пейзажа. Как только машина выехала из ворот, мужик отвязал животину и повел по улице.
Завернув за угол, старик достал мобильник и передал сообщение:
– Это я, Петр, выехали. Да, в сторону центра. Все.
Мужик отключил мобильник, повернулся к козе и сказал:
– Пойдем, Милка, домой пора. Сейчас я тебя подою, шерстку причешу... Вон вся в репьях да колючках, как бомжа бездомная.
В этот самый момент в тулупинском отделе по борьбе с организованной преступностью раздался звонок.
– Довожу до вашего сведения, что сегодня в баре “Лас-Вегас” в восемь вечера произойдет встреча с наркокурьером.
– Кто говорит? – поинтересовался дежурный.
– Не могу назвать своего имени, моя семья в опасности, боюсь мести с их стороны. Я работаю в баре и случайно узнал об этом... Простите, больше не могу говорить...
Дежурный попытался узнать, откуда звонили, выяснилось, что из телефона-автомата. Он повертел бумажку в руках: уж очень смахивает на розыгрыш. Откуда в Тулупинске большая партия дури? Наркодельцы... наркокурьеры...
На всякий случай он послал туда группу для плановой проверки-зачистки. Может, и вправду что-то стоящее, может, внеочередное звание дадут или в очереди на квартиру продвинут...
Вечером того же дня возле дома, где держали Дудинкина, остановился разноцветный микроавтобус. Он зачихал, зафыркал, задымился как раз напротив камеры слежения. Из него с визгом и хохотом выбрались три девицы. Судя по вызывающим нарядам и раскрашенным лицам, девицы были представительницами одной из древнейших профессий. Следом за ними из микроавтобуса выскочил сухонький старикан в кожаном жилете на голое тело, с толстой золотой цепочкой на шее и массивным перстнем на пальце. На голове старика красовалась кожаная бандана.
Он обошел вокруг автобуса, выругался, сплюнул на пол, пнул колесо ногой, направился к воротам и нажал кнопку звонка. Девицы – две худенькие, одна с пышными формами в рыжем кудрявом парике – обступили мужика.
– Когда поедем, Митрич?
– Отвалите, шалавы, я вам что, механик? – рявкнул мужик. – На фирму звонить надо, говорил, что на этой развалюхе дальше сортира не уедешь.
– Вован, глянь, какие киски! – произнес один из охранников, сидящий у телевизора, на который передавалось изображение с камеры слежения.
– Вижу. У них тачка сдохла.
– Пойди узнай, что им надо?