Золотой Василек

Музыкальная дама, конечно, и слышать не хотела об этой песне. И Надя нехотя разучивала кантату.

Наконец наступил и день спектакля. В дортуарах на подушках с утра лежали широкие шелковые ленты либерти самых привлекательных цветов. Тут были фрез, голубые, пунцовые, фисташковые, цвет ляпис-лазурь и другие. Женя Леонтьева с помощью французской дамы делала из них банты самых причудливых форм для девочек — распорядительниц вечера. Эти девочки назначались самой княгиней. Среди них были красавицы института, без которых не мог обойтись ни один вечер, и лучшие ученицы, и, уж конечно, дети богачей. Яркие банты прикалывались на левое плечо, а длинные концы лент свешивались с плеча ниже колен. Когда девочки танцевали, ленты развевались в такт музыке. Кто не мечтал о таком банте!

Еще накануне многие девочки завили себе волосы и взбили кудри, но инспектриса, увидев эти недозволенные локоны, приказала их намочить и убрать.

И вот швейцар Никита открыл стеклянную дверь; девочки вышли из классных в длинный коридор.

Из швейцарской то и дело выходили гости. Сверкали генеральские лампасы — желтые, красные и зеленые. Некоторые девочки прогуливались с кадетами и гимназистами. На широкой лестнице, застланной красным бархатным ковром, все время колыхалась толпа. Гости поднимались в зал на второй этаж. Оттуда доносился стук стульев, кашель, смех. А маленькие кадеты и гимназисты сидели на полу перед сценой.

Уже было два звонка, но ждали наместника края, камергера двора его императорского величества, шталмейстера Близетти. Но вот снизу, из швейцарской, дали сигнальный звонок. Начальница в синем шелковом платье, шурша длинным шлейфом, с бриллиантовым шифром на плече и с большой золотой медалью Анны на шее, в сопровождении генералов и учителей пошла навстречу наместнику. Военная музыка грянула «Встречу», и по лестнице поднялся небольшого роста, широкоплечий человек в придворном, расшитом золотом мундире, с муаровой голубой лентой через плечо. Эта лента на правом боку заканчивалась розеткой, и к ней был прикреплен изящный золотой ключ. Наместник приветливо кивал всем стриженной ежиком головой и спешил сесть на свое кресло в первом ряду.

Поднялся занавес. На сцене в голубом муслиновом платье сидела Надя, облокотившись на ручку бархатного глубокого кресла. Она увидела испуганные, устремленные на нее детские глаза и сама испугалась. Стало совсем тихо, а Надя все молчала. И все-таки она подняла руку и положила на стол тетрадку.

— Вот я и выучила те стихи, что скажу папе и маме на рождество. Как хорошо, что скоро будет рождество! И у нас будет елка... — раздался со сцены звонкий детский голос.

По ходу пьесы Надя должна была заснуть, и ей якобы привиделся сон о том, что она попала в лес, где жили страшные жуки и веселые кузнечики, пестрые бабочки и трудолюбивые гномы, злые колдуньи и добрые волшебницы. Гномы кривлялись на сцене, зрители смеялись, смеялась и сама Надя, так что детишки из зала сомневались — полагается ли это ей по роли. Одна из добрых волшебниц сказала девочке, что самая большая радость — доставлять радость другим.

Но вот исчезают гномы, жуки и волшебницы. Надя опять сидит в кресле и просыпается.

— Что же это я видела такое интересное во сне? — пытается вспомнить она. — Жуки, козявки, бабочки? Нет. Было что-то совсем особенное, приятное. Что же это такое? Ах да, вспомнила: «Самая большая радость — доставлять радость другим».

Надя подошла к суфлерской будке и, поклонившись зрителям, сделала глубокий реверанс.

Занавес опустился. Наде много хлопали. И, когда в концертном отделении она пропела «Был у Христа младенца сад», восторженные крики детей оглушили ее. И, не дождавшись вторичного выхода аккомпаниатора, Надя одна запела свою песенку про кукушку: «Там вдали, за рекой, раздается порой...» Надя кончила. Сам наместник встал с кресла и хлопал ей в ладоши. А Надя в это время за сценой спускалась с подмостков. Музыкальная дама толкнула ее и, как змея, прошипела:

— Как смела ты петь эту дурацкую песню? Погоди, ты у меня еще не так запоешь! — И она опять толкнула девочку.

Надя зацепилась за выступ доски, упала и до крови разодрала себе локоть. А между тем наместник прошел за кулисы и потребовал девочку к себе. За ним вошла и начальница. Музыкальная дама сразу сделала умилительное лицо и метнулась к Наде.

А Надя лежала в пыльном углу и плакала. Ее подняли, наспех вытерли заплаканное лицо и привели к наместнику. Он увидел ее печальные глаза:

— Что с тобой? Ты плакала?

— Я смешно упала, — силясь улыбнуться, сказала она.

Наместник наклонился к девочке и увидел на ее руке кровь.

— Завяжите же ей руку! — сказал он. — Успокойся. Ну что ты хочешь? Куклу или книжку хорошую?

Его золотой камергерский ключ сиял на мундире.

— Хочу потрогать ваш золотой ключик, — еще всхлипывая, ответила Надя.

Начальница насупила седые брови. Однако наместник улыбнулся, и недовольное лицо начальницы сейчас же отразило эту улыбку. И злая музыкальная дама тоже притворно улыбалась.