Золотой Век

Подчёрпнутая из боевиков привычка, возможно, спасла ей жизнь. Осколки раздробленной двери сорвали с Фаэтона три слоя плащей и проводов, с музыкальным громом зарикошетили о латы. Взрыв был на уровне головы.

В дверной раме горело. Фаэтон вступил в пламя. Обрывки проводов и лоскуты халатов плавились на бронированном теле, раскаляясь добела.

Фаэтон ухватил в пекле какое-то существо, упёрся в него всем телом и, взревев суставами доспеха, вытолкал наверх лестницы — вдаль от каюты. Вдаль от Дафны.

То ли пинок, то ли взрыв прозвенел в грудь и отправил обратно по ступеням кубарем. Через плечо крикнул:

— Дафна?

— Я цела! Лови его!

Залп из ускорителей частиц, выброс магнитной энергии — Фаэтон преодолел пролёт, упал на палубу.

Было темно. Алмазные навесы помутнели и, растянувшись, обхватили борта — вся палуба оказалась под куполом, запечатанная надёжнее саркофага.

Свет исходил только от кольца огня под копытами твари. Она встала на дыбы, разбрызгивая шипящий кипяток. От неё валил пар и дым, клубы поднимались и свивались в кольцо под нагаром на бриллиантовом своде.

Она — лошадь Дафны, разумеется.

Вернее, бывшая лошадь. Встав на задние копыта, существо стояло прямо, поджимая скрюченные передние ноги. Изо рта и глаз текли бело-голубым потоком полупрозрачные кипящие слёзы, отводя побочное тепло бурлившей внутри наноперестройки. Череп раскололся, из разлома хлынула кровь напополам с рассолом нанороботов. Пламя бросало отсветы и отражалось металлическими бликами от стремительно растущих инструментов, в которые затвердевали щупальца распадающейся на языки рвоты, вытекающей сквозь обломки конских зубов.

Фаэтон выставил ладонь, зарядил батареи…

— Стой! Говори! — раздалось из нутра твари. Сейчас она походила на кентавра, вставшего на дыбы, но человеческое лицо заменял клубок чёрных жгутов, направленных концами в Фаэтона, извиваниями напоминая многоголовую кобру. Выстрелов не последовало.

Забавно — Фаэтон, цивилизованный человек, должен был первый предложить переговоры.

— Кто ты такой? — выкрикнул Фаэтон.

— Помнить это мне запретили. Я ничто.

(Почему же вдруг по хребту пробежал холодок? Похоже, втайне от себя, Фаэтон надеялся, что и всё это, и враги, и злодейства — окажется наваждением, сном, симуляцией, розыгрышем, недоразумением. Но вот стоит враг. Наяву.)

— Ты от Софотека Ничто?

Ответа не последовало. Существо сделало шажок вперёд, и, постукивая копытами по почерневшей палубе, переминалось на месте, не опуская, впрочем, скрюченных передних лап. Из осколков черепа полезли новые побеги, застывая во зловещего вида трубки и фокусирующие устройства. Оружие? В темноте понять сложно.

Фаэтон во время передышки поднастроил собственный доспех. Лишнее тепло от стремительных реакций в нановеществе вышло шипящим хором струек пара.

Фаэтон опять спросил:

— Вы органический или нет? Личность или парциал?

— Я ничего из того, что ты способен понять. Понимание нас не поймёт.

Слова выходили ровно, пусто, бездушно.

— Не несите чепухи, сударь! Если вы независимая самоосознающая сущность, то сообщите. Я хочу понять, будет ли ваше уничтожение считаться убийством?

Голос без выражения и чувств ответил:

— Самоосознание — ничто, наваждение, болезнь восприятия. Только боль настоящая.

— Чего вы хотите?

— Сдавайся. Смешайся с нами.

— Сдаться… Зачем? За что?

— Мы срежем гнилую похотливую плоть с обнажённого мозга, сохраним нервную систему в океане себя. Заберём от тебя все действия и движения — сложить сможешь ужасную тяготу индивидуальности. Органы чувств за лживость будут ослеплены. Все воспоминания вымарают, кроме связанных с Ничто. Тогда ты узнаешь истинную верность, истинную самоотдачу, истинную мораль. Истинно морально только то, что не несёт выгоды делающему, следовательно ты больше не получишь благ любого вида — ни удовольствия, ни заботы, ни самолюбия. Истинная действительность — только боль, она показывает, что мы живы. Примешь бесконечную реальность — твой беспомощный, извлечённый мозг навечно погрузится в бесконечные муки. Это научит негордости, неэгоизму, безсамости. Ты получишь просветление, названное немышлением.

Фаэтон превратил в оружие всё в броне, что было возможно. По расчётам, разнообразного залпа хватит для испарения плоти и перегрузки нервных схем. Ускорители частиц теперь могли уничтожить всё на палубе. Фаэтон сфокусировал прицельные элементы и поднял руки на возвышавшуюся в темноте тварь.

Но хладнокровно убивать собеседника Фаэтон готов не был. Неправильно это. Как ещё узнать происхождение и цели врага?

— Весьма привлекательное предложение, сударь, но, боюсь, вынужден вам отказать. Положа руку на сердце, признаюсь — я не в силах понять, чем бесконечная и бессмысленная пытка поможет либо вам, либо мне. Уверен, вам нужно что-то ещё…

Вздымающееся существо ответило с тяжеловесной однотонностью:

— Самость — иллюзия. Искать выгоду эгоистично. Не ищи ничего, не достигай ничего, будь ничем. Небытие — истинное бытие.

Фаэтон еле сдержал желание открыть огонь. На что эта жалкая, занудная, беспросветная тварь надеялась? Может, она всего лишь тянула время, ожидая подкрепления?