Золотой век

Торговать не собирался, но под навесами удобно отдохнуть, прежде чем путь продолжить, пока моряки запасут ещё воды и провизии.

Майя же достиг своей цели. Он возблагодарил Геба, что тот позволил ногам купца вновь ступить на его прочный и надёжный престол, сойдя с шаткой палубы, и, пока слуги стаскивали на причал ящики с чистыми свитками, озаботился вопросами съёма лавки.

— Желаешь прогуляться до торговых рядов, уважаемый? — спросил Или-Рабих, — составить тебе компанию?

— Право не стоит, почтеннейший, — поблагодарил Майя, но отправился совсем не в ту сторону, куда следовало.

Пришлось сердобольному Или-Рабиху послать с ним сына провожатым. Тот и рад стараться, трещал всю дорогу без умолку.

— Посмотри налево, достойнейший, посмотри направо. Вот здесь лучшие в Гебале лепёшки печёт почтенный Ятон-Мелик, а в этом бассейне видишь, какие рыбы жирные плавают? Только их ловить нельзя, они Баалат-Гебал посвящены, рассердится богиня.

Тут повсюду звучала речь ремту и немудрено — издревле Гебал для них словно ещё один сепат,[136] а вовсе не иноземное государство. Тут жителей Страны Реки больше, чем во всех прочих городах Берега Пурпура вместе взятых.

Майя тут бы и без провожатого не пропал, но всё же он утверждал, что прежде здесь не бывал, а потому Табнит радушно ему всё показывал.

Как приклеился подросток к купцу, а потому был немало удивлён, когда Майя потерялся. Вот только тут был, а уже и нету. Пометался Табнит в толпе, потолкался, но так пропавшего и не нашёл.

Майя, тем временем, шёл скорым шагом по улицам и причём так уверенно, как может лишь тот, кто в Гебале не впервые. Прошёл несколько перекрёстков и постучал в неприметную дверь. Ему открыли.

— Живи вечно, достойнейший, — приветствовал открывшего купец, — не дом ли это почтенного Зимриды?

— Перед тобой Зимрида, — ответил открывший несколько недовольным тоном.

— Дело у меня к тебе, — сказал Майя безо всяких брожений вокруг, да около, — сведи меня с Ибирану-угаритянином.

— Не знаю, о ком ты, — нахмурился хозяин.

— Сведи меня с Ибирану, Зимрида, — настойчиво повторил купец.

В руках у него появилось белое пёрышко. Зимрида посмотрел на него и молча посторонился, пропуская купца в дом.

* * *

Солнце лениво, словно капля мёда с ложки, оторвалось от края свинцовой плиты, висевшей над неспокойным морем, и размазало по небосводу шафран, перемешанный с сажей. Туча была не так уж велика и не касалась горизонта, но половину западного небосклона скрывал пепельный плащ Громовержца. Время от времени в нём вспыхивали изломанные белые нити.

Амфитея смотрела на них завороженно, будто они складывались в письмена, повествующие о грядущем, о воле богов. Она не пыталась укрыться от солёных брызг и не обращала внимания на волны, что к вечеру изрядно разыгрались. Столько дней пути уже минуло и вот только первый признак ухудшения погоды.

Моряки не проявляли ни малейшего беспокойства. Разве это шторм? Не бойся, госпожа, корабль сей, благоволением Кусора[137] выстроен крепко. Те два молота, коими Благой Господин победил честолюбивого Йама, тоже ведь Кусор ковал.

— Не переживай, госпожа, Йам нынче ленив и благодушен, — сказал Или-Рабих, который стоял у рулевых вёсел, — в буйство он через два месяца впадёт.

— И что тогда будет? — спросила она, просто, чтобы беседой тревожные мысли разогнать. Наследница морских царей, она прекрасно знала, что будет осенью в Великой Зелени. Особенно в северной её части.

— Ну, те, кто без ума — потонут.

Разогнала тревожные мысли, да.

Слушавший разговор загорелый дочерна моряк, совсем молодой парень, которого, как уже знала Амфитея, звали Мелек, улыбался, скручивая канат.

— Зачем госпожу пугаешь, Рабих? — сказал он, — вовсе не каждый потонет.

— Ну да, дураков мало осенью Йама дразнить, — согласился Или-Рабих, — ты, да ещё трое головой скорбных.

— Дураки нынче все жениться побежали, — обиженно заявил Мелек.

Критянка улыбнулась. Осень, да. Свадьбы.

— А ты, стало быть, умный и не побежал?

— Не, упаси боги от этой напасти.

— Да кто же тебя убережёт, дурень? — спросил Или-Рабих, — когда ты богов за бороды дёргаешь.

Табнит шепнул Амфитее:

— Отец Мелека сговорил за него девицу из богатой семьи. Только девица та на личико, как смерть страшна. Вот Мелек и бегает в море. А когда Йам свирепеет, так Мелек от нас отваливается и с другими ходит. Которые безголовые. Жадные.

— Нищие они, — бросил Или-Рабих, — терять нечего, вот и рискуют. Рыб кормят, каждый год, конечно. Но не переводятся.

Подошёл Автолик и спросил:

— Мы к Угариту засветло не поспеем?

— Нет. Скоро пристанем к берегу. Утром доковыляем. Так-то и ночью можно было пойти. Я вдоль этого берега и с закрытыми глазами пройду, да ветер плохой и люди устали.

Ветер, как вышли из Гебала, сменился с юго-западного сначала на западный, а затем на северо-западный, почти противный. Ненадолго боги отмерили везение Амфитеи.

Команда ладьи Или-Рабиха состояла из двенадцати человек. Восемь из них ворочали вёслами, которые к концу дневного перехода стали неподъёмными. Ветер крепчал, но Или-Рабих не спешил приставать к берегу.