Золотой век

— Прости господин, — стушевался Ибирану, — это, конечно же не всё. Муваталли в этот раз затевает нечто посерьёзнее попрания границ. Во все земли отправлены послы, они должны собрать к Тархунтассе огромное воинство.

— Насколько огромное?

Купец полез за пазуху и достал небольшой мешочек. Развязал и высыпал его содержимое на стол.

Анхореотеф увидел несколько фиников, кедровых орехов и фисташек.

— Что это?

— Финики, господин…

— Я не слепой, — повысил голос Анхореотеф.

— Это чтобы не забыть, господин, — заторопился Ибирану, — финик — это пятьсот колесниц. Фисташка — двести. А кедровый орех — сто. Вот эти «финики» придут из Хатти, Хакписа, Вилусы и Питассы. Эти «фисташки» из Киццувадны, Каркемиша, Митанни, а эти…

— Три тысячи семьсот, — перебил его Анхореотеф.

— Да, мой господин. Они соберутся в Тархунтассе через месяц.

Анхореотеф некоторое время молчал, потом пододвинул к Ибирану свой мешок.

— Твоя награда.

— Благодарю, господин, — купец принялся кланяться, мешок проворно прибрал, — я могу идти?

— Ибирану?

— Да, господин?

— Ты не спросил меня, что следует передать Теретсабу.

— Прости, господин. Думаю, я знаю, что нужно.

— Да ну, — приподнял бровь Анхореотеф, — и что?

— В Куше волнения, воинство Сутеха выступает туда.

— Верно. А воинства Амена и Ра пойдут в Амурру. Через локон Хонсу[25].

— Да, господин.

— Ступай.

— Благодарю, господин.

Купец поспешил к выходу. Анхореотеф некоторое время сидел неподвижно и будто завороженно смотрел на финики и фисташки. Затем сгрёб их ладонью, встал, подошёл к притихшему папаше Снофру и молча выложил перед ним на стол десять золотых колец. Папаша согнулся в поклоне. Анхореотеф вышел на улицу.

Он, конечно же, оказался здесь в этот час не случайно и то, что узнал, не могло ждать до восхода Хепри. Возле питейного дома его ожидала колесница. Верховный Хранитель взошёл на неё и велел вознице трогать. Тот не стал уточнять, куда следует ехать. Знал — во дворец.

Анхореотеф поднялся по широкой лестнице, миновал длинные освещённые лампадами коридоры, прошёл мимо стражи шардана на открытую террасу, с которой открывался вид на Великую Реку. Внизу мерцали огни города. Анхореотеф склонился на пороге.

— Да живёт вечно, Величайший!

Пер-оо, Великий Дом, фараон Усермаатра Рамсес Мериамен, да будет он жив, невредим, здрав, спать не ложился. Он ждал вестей, упреждённый Верховным Хранителем о появлении лазутчика. А вместе с ним ожидали ещё четверо — военачальники Небмехит и Урхийя, а также могущественный чати[26] Пасер, правая рука Величайшего. За длинным столом в одиночестве сидел Пентаура, глава писцов Сешат, что составляли тайнопись. Вокруг него на столе были разложены свитки и письменные принадлежности.

Вельможи, согласно своему статусу, носили одежды сусх — рубашки из тонкого отбеленного льна, широкие синдоны, куски яркой ткани, драпированной вокруг бёдер. Головы покрыты платками-клафтами. Фараон был одет скромнее, всего-лишь в юбку схенти и платок немес. На плечах его лежало широкое полукруглое ожерелье усех.

— Что тебе удалось узнать, Анхореотеф? — повернулся к вошедшему фараон, стоявший на самом краю террасы.

— Лазутчик сообщил, что Меченра собирает воинство гораздо больше обычного, — ответил Верховный Хранитель, — гонцы разосланы во все подвластные царства. Он приведёт три тысячи семьсот колесниц.

— Около тридцати тысяч воинов, — тут же прикинул военачальник Небмехит.

Фараон не возмутился тем, что Небмехит заговорил без позволения. Эта привилегия была дарована всем присутствующим. Они составляли малый совет Дома Маат, в который не входил разве что хуррит Урхийя, командовавший наёмниками из Джахи. Однако сюда его пригласили на правах равного.

— Насколько можно доверять лазутчику? — раздался негромкий голос.

Из тени в полосу света Йаху выступил невысокий полноватый муж, Пасер, сын Небнетеру, бывший ещё при Величайшем Сети «царским сыном Куша», человек, пределы власти которого сложно было вообразить

— В полной мере конечно же нельзя, — пожал плечами Анхореотеф, — но он достаточно златолюбив и прежде не пойман на откровенной лжи.

— Тридцать тысяч… — проговорил Рамсес, — мы не наберём и двадцати даже с воинством Птаха.

— Величайший, с молодёжью неарин у тебя будет даже больше двадцати тысяч воинов, — сказал Урхийя.

— И всё равно это в полтора раза меньше, чем у Меченры, — возразил Небмехит.

— Не лучше ли будет избежать войны? — осторожно спросил Пасер.

— Избежать?! — вспыхнул Рамсес, — да они одним укусом сожрут Бентешину и тогда все в Джахи и Ра-Тенну поймут, что я слаб, а значит можно рвать и более жирные куски! Нет, избежать невозможно.

— Это воинство собирается не для набега, достойнейший Пасер, — объяснил Анхореотеф, — а для завоевания.

Он подошёл к столу и высыпал на него «счётные орехи» Ибирану. Все приблизились и Анхореотеф начал перечислять, что запомнил.

— …Двести колесниц приведёт Шаттуара, столько же Талми-Саррума…