Золотой век

Если выступит другой враг против земель Усермаатра Сетепенра, великого властителя Та-Кем, и он пошлет сообщение правителю хета, говоря: «Иди со мной в помощь против него!», то придет правитель хета и повергнет врага.

Если не будет желания правителя хета прийти самому, то он даст незамедлительно свое пешее войско и свое колесничное войско, и пусть оно повергнет врага Та-Кем.

Если же выступит другой враг против земель правителя хета и он пошлет сообщение правителю Та-Кем равным образом, то Рамсес Мериамен, великий властитель Та-Кем, придёт к нему на помощь, чтобы повергнуть его врага. Если не будет желания Рамсеса Мериамена, великого властителя Та-Кем, прийти самому, то он даст незамедлительно свое пешее войско и свое колесничное войско, и пусть оно повергнет его врага.

Далее произносилось много слов о том, что стороны обязались выдавать друг другу перебежчиков и уважать границы, что теперь будут установлены до конца вечности.

Хастияр смотрел на Менну. У того на лице играли желваки, хотя он и старался выглядеть спокойным.

Пентаура подходил к финалу:

Что касается слов, что на этой дощечке из серебра, для страны хета и Та-Кем — если кто-нибудь не будет блюсти их, — тысяча богов страны хета вместе с тысячью богов Та-Кем отрешат от него его дом, его страну, его подданных. Что же касается того, кто будет блюсти слова, что на этой дощечке из серебра — то тысяча богов страны хета и Та-Кем дадут, чтобы он был здоров, дадут, чтобы он был жив вместе с его домом, вместе с его страной, вместе с его подданными.

Он закончил читать. По знаку Пасера к нему подошёл разодетый, как вельможа слуга с подносом, на который Пентаура положил табличку. Слуга приблизился к Величайшему, склонился до земли, а потом встал рядом с троном возле Верховного Хранителя.

Рамсес встал. Он не делал этого ни для одного посла прежде.

— Да исполнится в точности всё сказанное! — объявил Величайший, — во славу всех богов хета и ремту! Да живёт вечно брат мой, великий царь Хетесер!

Тур-Тешшуб и Хастияр с достоинством поклонились.

— Что же, — добродушно, даже как-то не по-царски воскликнул Рамсес, — слова сказаны и великое дело сделано! Разве не повод устроить пир?

— Воистину! — улыбнулся Хастияр.

* * *

И был великий пир. Вино лилось рекой шире, чем Итеру-аа. Вереницы слуг сновали туда-сюда, разнося яства. Одних быков иуа забили и зажарили столько, что у Хастияра глаза на лоб полезли. И каждый бык был отменно откормлен так, что перед тем, как закончить свою жизнь уже не мог ходить от ожирения.

Жареные гуси и журавли чередовались с антилопами и газелями. Подавали мясо гиен, чему Хастияр особенно удивился. Его уверили, что оно чрезвычайно ценится на столах вельмож и каждый ремту мечтает есть гиен, когда окажется на Полях Иалу.

Подавали пироги, сыры, фрукты. Столы ломились от роскошной снеди. Ритмично гремели барабаны, звенели струны арф, пели флейты.

Присутствующих развлекали и танцовщицы, вся одежда которых состояла из золотых поясков и браслетов. Тур-Тешшуб, захмелев, неодобрительно хмурил брови. Для хеттских строгих нравов нагота была чем-то из ряда вон выходящим.

Начавшись чинно и величественно, пир постепенно превращался в буйное веселье. Рамсес порывался продемонстрировать Тур-Тешшубу и его сыну своё владение луком. Это он рассказывал, как сражался при Кадеше и через слово поминал, как храбро бились там хетты.

Хастияр, сам немало выпив, рассказал, как дважды пронёсся мимо него воин в синей короне хепреш, но, хвала богам — они уберегли фараона для дел более великих, и стрела и копьё Хастияра пролетели мимо цели.

Фараон, услышав эту отповедь, лишь добродушно смеялся.