Золотой век

Несили, завоеватели на колесницах, много столетий назад пришли в Нижнюю страну[6] и привели с собой лошадей. Лошади и колесницы обеспечили им победы в войнах и покорение огромных пространств. Несили давно смешались с хаттами, прежними её жителями и сами стали называться хеттами. Построили огромное государство и переняли множество чужеземных обычаев, но и сохранили от предков многое, очень многое, Бог Грозы, господин наш, свидетель тому.

Наконец дорога, что заняла куда больше времени, чем ей положено было, закончилась, и они подъехали к цитадели Вилусы. Об их приезде приама заранее никто не предупреждал, слишком важные и секретные новости они привезли. Хастияр назвался страже и протянул небольшую серебряную пластинку, на которой была выбита печать Муваталли. Начальник стражи послал одного из воинов за приамом.

Послов впустили внутрь.

В цитадели праздно шатающегося народа было куда меньше, но хетты всё-таки увидели пару тройку весёлых компаний. Хотя бы дорогу к царскому дворцу, который возвышался и над цитаделью, и над всем городом, никто не загораживал.

Алаксанду, нынешний троянский правитель, встречал гостей на ступенях дворца. Было ему в ту пору около тридцати пяти лет. По виду зрелый муж, закалённый в боях, привычный к войне и царской власти. Но сейчас он производил несколько иное впечатление — одет был в нарядный пурпурный плащ, расшитый узором из цветов и трав. Да и праздновал он явно наравне с собственными подданными. Это сразу бросалось в глаза, даже близко можно не подходить.

После взаимных приветствий они вошли во дворец. С колесницы на пир. Послы едва успели сменить дорожное платье на более подобающее, как их уже усадили за стол, поднесли вина. Гасс воспринял это, как должное, поднял чашу, восславил богов и хозяев, выпил до дна, безо всякого стеснения подцепил кусок жареной баранины и отправил в рот.

Хастияр ощутил неловкость. Люди веселятся, а он приехал за тем, чтобы прибавить им забот, которые ко всему ещё и запросто закончатся чьими-то слезами.

Пировали, впрочем, недолго. Заинтригованный приездом послов Алаксанду быстро нашёл повод удалиться вместе с ними с пира.

Едва посланники оказались наедине с приамом, Хастияр сразу перешёл к делу. Он достал глиняную табличку и начал читать письмо великого царя хеттов:

— Так говорит лабарна Муваталли, Солнце, герой, сын Мурсили Великого, героя, внук лабарны Суппилулиумы Великого, героя!

Далее, как принято было в Хаттусе, шли слова, что у лабарны Муваталли всё хорошо. Только вот подвластный хатти подлый правитель страны Амурру изменил присяге и переметнулся к мицрим[7]. А поскольку нарушил он договор и клятву верности Хаттусе, свидетелями которой была тысяча богов, следовало примерно наказать клятвопреступника. Изменнику объявлялась война, а так как теперь он стал подданным царя Чёрной Земли, то и тому тоже.

В дальнейшей части письма упоминался договор, ранее заключённый самим Алаксанду с великим лабарной. По нему троянский правитель обязан был предоставлять помощь лабарне в случае большой войны. Договор сей был выбит на серебряной табличке и хранился в храме Апаллиуны.

— Истинно так, — кивнул Алаксанду и процитировал по памяти, — если Ашшур или Мицри или Бабили объявят войну моему величеству, правитель Вилусы обязуется предоставить и колесницы, и лучников, и пехоту.

Хастияр не удивился тому, что приам помнит договор наизусть. Правитель, союзной страны обязан был три раза в год в дни праздников зачитывать текст договора перед народом.

— Да, таков приказ лабарны Муваталли, — важно подтвердил Хастияр, — Вилусе надлежит выделить воинов для похода в Амурру. Они войдут в состав объединённого войска Хатти. дабы положить конец…

Он не договорил. Поймал себя на мысли, что речь произносит будто правитель перед писцами. Для потомков свои славные деяния описывает.

«Проще надо быть, сын. С каждым человеком следует говорить на понятном ему языке».

Хастияр опустил табличку и закончил несколько иным тоном:

— В общем, пора прекращать это дело, происки мицрим надоели всем.

Алаксанду некоторое время молчал, обдумывая сказанное. Он изменился лицом, посерьёзнел, от утреннего веселья и следа не осталось. Наконец, спросил:

— Прости меня, достойнейший, мы далековато живём от страны Амурру и уж тем более от Чёрной Земли. Чем они вам так досадили?

«Вам». Ишь ты. Союзник, клятву давший, а всё же не «нам». Впрочем, подобного Хастияр ожидал. И отец наставлял: «Он попробует найти себе оправдание, чтобы избежать этой войны».

— Который год уже война тянется, ещё при деде нашего великого лабарны всё началось. В Чёрной Земле тогда правил Амун-Хатпи, коего они сами ныне зовут Безумцем. На редкость скверный был царь.

— У царей Чёрной Земли принято на сёстрах женится, — сказал Алаксанду.

— Вот именно, — кивнул Хастияр, — богопротивный обычай. Да и вообще, немудрено повредиться рассудком, когда даже боги их все со звериными головами.

— О богах их я наслышан, — кивнул Алаксанду, — да и про этого, как его, Амун…

— Амун-Хатпи, — подсказал Хастияр, — он себя ещё Эхнеитаном звал.