Золотой век

— Ха! Софотек Вечерней Звезды, наверное, считает меня сейчас полным идиотом! Я приводил те же доводы сегодня утром, что и в прошлом декабре. Я тогда был в физическом виде и в моих доспехах, ничто не могло меня остановить. Я отшвыривал всех, кто пытался меня остановить. Я взломал гроб Дафны и запустил сборщиков, чтобы восстановить ее нервную систему и вытащить ее из мертвого сна. Но тело оказалось пустым, они загрузили ее разум в память поместья Вечерней Звезды, они подменили весь мавзолей, сделали его из синтетики, псевдоматерии и голограмм. Вечерняя Звезда, таким образом, помешала мне совершить кое-что пострашнее, чем попытка преступления и незначительный ущерб имуществу.

Я разозлился тогда по-настоящему и разнес весь мавзолей в клочья. Двигатели, установленные в руках и ногах моего костюма, усиливают физические возможности, я стал силен, как Геракл или Орландо. К тому времени прибыли два взвода констеблей на орнитоптерах, они привезли с собой облака сборщиков. Я вырывал колонны мавзолея с корнем и швырял их в констеблей. Я расшвыривал их манекены и смеялся над стрелами с парализующим веществом, которые отскакивали от моего костюма.

Им пришлось вызвать военных, чтобы усмирить меня. Помню, стена расплавилась прямо на моих глазах, и сквозь образовавшуюся дыру вошел Аткинс. Он даже не был вооружен, он не был одет, и с него капала вода из бассейна для виртуальной реальности. Его вытащили прямо из постели. Он не захватил с собой оружия. Помню, я рассмеялся, потому что мои доспехи делали меня неуязвимым, а он ухмыльнулся и поманил меня пальцем.

Когда я попытался оттолкнуть его, он наклонился и просто прикоснулся к моему плечу. По какой-то непонятной причине я полетел кубарем и шлепнулся прямо в лужу расплавленного камня, которая образовалась в том месте, где он прошел сквозь стену. Он отжал воду со своих волос и брызнул на меня. Видимо, в ней были те же наномашины, которые он использовал для разрушения камня. Когда я падал, камень был мягким, как пыль, и явно гасил трение. Встать я уже не смог — уцепиться было абсолютно не за что. Он еще раз брызнул, и наномашины принялись строить молекулы, соединяя их субъядерными силами. Весь камень превратился в одну макромолекулу, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Да, я был неуязвим, но врос в огромный камень. Неудивительно, что Аткинс презирает меня.

— Не думаю, что он презирает вас, сэр, — возразил Радамант. — Как минимум он благодарен вам за то, что у него появилась возможность потренироваться.

Фаэтон стиснул пульсирующие виски пальцами.

— Как ты сказал, какая третья стадия скорби? Переговоры? Софотек Вечерней Звезды не требовала возмещения ущерба — она была рада-радешенька, что стала жертвой попытки совершения преступления, первой за триста лет. Красные манориалы любят драматизм, так мне кажется. Они попросили у меня лишь копию моих воспоминаний о сражении.

Фаэтон вспомнил, что имя его получило дурную огласку. И не только за совершенное насилие. До тех пор, пока страсти человеческие не будут запрещены законом, люди будут подвержены нервным срывам. Многие пытались совершать преступления. Шесть-семь попыток в столетие. Дурная слава Фаэтона была вызвана его положением в обществе. Люди, которые позволяли себе вспышки ярости, обычно были либо примитивистами, либо парциалами, то есть они не располагали большими возможностями. Констебли под присмотром софотеков могли без труда остановить их прежде, чем кто-то или что-то пострадает.

Фаэтон был рожден в поместье, то есть принадлежал к элитарной части общества. Манориалы Серебристо-серой были не просто элитой, это были сливки общества. Постоянное подключение к софотекам, которые предугадывали движение мысли манориалов, помогало им разрешать проблемы задолго до того, как эти проблемы возникали. До Фаэтона ни один манориал не пытался совершить преступление. Фаэтон был первым.

В доспехах он мог легко отключиться от софотеков, при этом невозможно было отследить его мысли, а разрушительные порывы остановить полицейскими мерами. В доспехах Фаэтон мог действовать вопреки любым социальным ограничениям. Он находился в своем собственном частном мире, маленьком, но полностью ему принадлежавшем.

— Красные манориалы, возможно, и простили меня. Но вот Курии все это понравилось намного меньше. Наказанием были сорок пять минут симуляции боли, передаваемой прямо в мозг (Фаэтон поморщился от воспоминания). Но суд сократил продолжительность на пятнадцать минут, когда Фаэтон согласился стереть свою аварийную личность. Потом Курия заставила меня смотреть воспоминания констеблей, которых я унизил, при просмотре их гнев и отчаяние передавались мне. Теперь битва не выглядела такой героической.

Я с радостью принял наказание, потому что понимал, что был не прав. Курия и Вечерняя Звезда не стали торговаться со мной, зато колледж Наставников стал.

Это было дьявольское соглашение. Они поймали меня в момент слабости. Я разрушил свои воспоминания. Или я пытался совершить самоубийство?

— А сейчас, молодой хозяин? Достигли ли вы состояния покорности и раскаяния?