Золотой век

Позади нее над поверхностью озера пылали деревья, они обрушивались и умирали. Дафна чувствовала себя примерно так же.

Несуразного вида невысокая — не выше Дафны — самоходная повозка подкатила к ней на трех ногах. Внутри повозки под навесом восседало нечто круглое, очень похожее на медведя, кожа его блестела, словно ее намочили. Круглые глаза у существа светились, а на руках извивались, как щупальца, невероятным образом сгибавшиеся, длинные — около ярда — пальцы. Крошечный треугольный рот непрестанно шевелился, а на голове красовался шелковый цилиндр.

Машина издавала какие-то жуткие завывания, похожие на аварийный сигнал. Дафна зажала руками уши и, повернувшись, раздраженно спросила:

— Вы вообще соображаете, что вы делаете?!

— Извините, мадам, — ответил ей знакомый голос. — Мне казалось, что мой костюм вполне подходит для этого представления, учитывая его истинное значение.

— Радамант, неужели это ты?

Уродливое большеголовое чудище приподняло цилиндр, будто приветствуя ее.

— Госпожа, я не хотел вам мешать, но вы оставили мне задание известить вас о результатах состязаний, как только судьи примут окончательное решение.

Она почувствовала себя еще более несчастной. Неужели лишь час назад она творила свой мир? Как будто это было в другой жизни. Наверное, настоящей Дафне это было бы интересно.

— Неважно. Мне все равно.

— Как пожелаете, госпожа.

— Что это за костюм у тебя?

— Я представляю разум, такой же смертный, как и разум человеческий, но неизмеримо превосходящий его. Я изучаю вас, как человек может изучать под микроскопом организмы, населяющие каплю воды.

Радамант высунулся из своей трехногой повозки, придвинул к ней свое безносое лицо, хмурясь и тараща круглые как плошки глаза.

Она подняла руку и оттолкнула его от себя.

— Прекрати, пожалуйста. Мне сейчас не до шуток!

— Только не надо на меня чихать.

— Почему, интересно, у тебя есть чувство юмора? Ты же машина.

— Вот как? Я всегда считал, что юмор — это умение взглянуть на вещи сразу с нескольких ракурсов, и он относится к области умственной деятельности. Разве это рефлекс? В таком случае скажите мне, какой орган или, может быть, железа отвечает за эту функцию? Кое-кому в нашем поместье не мешало бы подлечить этот орган.

— Кстати, не знаешь, где сейчас Фаэтон?

— Хм. Часть меня сейчас сопровождает его, однако их местоположение скрыто протоколом маскарада. Интересно, разрешает ли протокол попробовать отгадать, кто из присутствующих — это я в другой своей ипостаси, если я знаю, как я предпочитаю одеваться?

Длинная воронка, похожая на луч прожектора боевого корабля, высунулась из-под навеса трехногого экипажа.

Она вращалась, изучая расположившихся на берегу озера людей. Наконец она прекратила движение, зафиксировав направление.

— Ага!

Дафна вскочила на ноги.

— Ты видишь его?

— Нет, госпожа. Но я вижу человека в костюме Полония. Видите, вон там возле пруда? Если я не ошибаюсь, это моя часть, которая сопровождает Фаэтона.

— Что-то он совсем на тебя не похож…

— Посмотрите вниз, на ноги.

— Перепончатые лапы?

— Человек с ногами пингвина просто должен быть мной! Я везде себя узнаю! Может зажарить его бластером?

— Нет.

— Правильно! За черным дымом мы не сможем различить людей.

— А человек, который был с ним, Фаэтон, погрузился в бассейн, чтобы перейти в другое место…

— Он отправился в поместье, чтобы погрузиться в глубокую виртуальность. Мне кажется, он отправился в зал Воспоминаний.

— Значит, я опоздала! — Голос Дафны предательски задрожал.

— Никогда не поздно совершать верные поступки.

— Ты должен помочь мне найти его.

— Сюда.

Трехногая повозка припустила по траве. Дафна побежала за ней. В ее сенсориуме что-то происходило: в пейзаже, деревьях, цветах появились какие-то новые элементы. Она обежала вокруг группы высоких деревьев, которых только что не было, и вдруг оказалась перед высокими башнями поместья Радамант. В лучах вечернего солнца окна пылали красным пламенем.

Она обернулась — озеро, праздничная толпа исчезли. Радамант высунулся из своей повозки и спросил:

— Что вы ему скажете?

Дафна больше не чувствовала себя несчастной. Она выпрямилась и расправила плечи. Она не знала, как и когда она приняла решение. Но оно у нее было, пылало внутри, ярким светом освещая душу.

— Я скажу ему правду. Он — мой муж. По крайней мере, он так думает. Я скажу ему все, что знаю.

— Он вас бросит.

— Может быть. А может быть, и нет. И если я веду себя как женщина, которую могут бросить, то это мое дело.

Чувство невероятной легкости вдруг охватило ее. Как только она решила не обманывать Фаэтона, у нее словно гора с плеч свалилась. Она поняла, что Гелий все же был не прав. Никакая ложь, пусть даже самая крошечная, не удержит Фаэтона.

Она сказала сама себе: «Как только Фаэтон узнает, он поймет, он останется со мной, он больше не захочет возвращать те утраченные воспоминания, что бы в них ни было. Здесь так красиво! И кто, будучи в здравом уме, захочет, чтобы его вышвырнули отсюда?!»

Весело и решительно Дафна зашагала к темному зданию поместья.