Золотой век. Книга 2. Империя

Ход мысли был нарушен, и Миронид опустил руку на рукоять меча. Страх преследовал всех в городе. Он успокоился, опознав в тускнеющем свете одного из назначенных собранием стратегов. Все они были люди опытные, хотя по-прежнему остро ощущали утрату Кимона.

– Андреас, – отозвался Миронид, склоняя голову.

Этот человек бился при Танагре и проявил себя безупречно. Миронид доверял ему, однако бросил взгляд вдоль стены, чтобы увидеть, кто еще стоит рядом и может их услышать.

– Я так понимаю, Перикл не собирается действовать? – тихо спросил Андреас.

Миронид покачал головой:

– Он ничего не видит, кроме этих стен. Конечно, люди каждый день благословляют его за их строительство. Для них Перикл – это новый Тесей. – Он раздраженно хмыкнул. – И на Агоре совет во всем следует за ним, памятуя о его отце, о дружбе с Кимоном, я не знаю. Однако… Я смотрю на это небольшое войско спартанцев – их восемь тысяч всего-то, вижу, сколько мужчин в Афинах отдали бы свой последний вздох за то, чтобы обратить в бегство этих ублюдков. И я в отчаянии, потому что эта возможность отвергнута. Если мы ничего не предпримем, спартанцы покажут всему миру, что Афины не в состоянии защитить себя. Если они уйдут прежде, чем мы выступим против них, то унесут с собой нашу честь! Говорю тебе, Андреас, когда весной они вернутся, разве мы будем чувствовать себя мужчинами!

– Тогда созывай собрание! – воскликнул Андреас, откликаясь на его горячность. – Скажи то, что сказал сейчас мне, и объявляй голосование.

– Я дважды делал это, – напомнил ему Миронид. – Третий ничего не изменит, кроме того, что я буду выглядеть слабаком. Перикл убедил их, что нужно потерпеть. Хотя он сейчас болен, они все равно будут ждать его выздоровления…

– У Перикла чума? – быстро проговорил Андреас. – Я не слышал.

Миронид махнул рукой:

– Нам следовало бы вывешивать списки на Агоре, если бы мы успевали делать это. Больных слишком много. Да, он заразился.

– Что ж, Миронид, раз он болен, то не может возглавлять город. Если Перикл… скажем, в лихорадочном бреду, тогда главный стратег, наделенный полномочиями на время войны, – ты. Говоришь, третье голосование ничего не изменит, но вдруг все уже изменилось! Созывай собрание! Объявляй голосование! Миронид, ситуация крайне опасная. Город с нами, я уверен.

Старый стратег сверкнул взглядом на своего товарища в предвкушении грядущего. Солнце садилось, ему придется кликнуть стражу, чтобы оповестить всех о созыве собрания. Мало того, сигнал спровоцирует хаос в городе, который и без того в страхе ожидает вторжения или призыва к оружию. И все же Андреас прав: если Перикла удастся отстранить от процесса, одно голосование может вывести на сцену армию. Армию, разбившую персов при Марафоне и Платеях, обратившую в бегство спартанцев при Танагре! Стратег сглотнул. Эту победу будут помнить тысячу лет.

– Действуй, – сказал Миронид. – Попробовать стоит, это точно. Я подниму стражу. Ты объявишь о нашем намерении совету. Не спрашивай у них разрешения, Андреас! Мы стратеги, и сейчас критический момент. Перикл слишком болен, чтобы отреагировать. Объясни им, что мы намерены делать.

* * *

На холме Пникс светилось кольцо из факелов, шипящих, потрескивающих. Спартанцы наверняка видят это золотое колесо над городом, сообразил Миронид. Они там, на равнине, превращенной ими в пустыню, таращатся в ночь и ломают голову, что затевают афиняне. При этой мысли Миронид оскалился. С него хватит терпеть их угрозу.

Миронид стоял на ораторском камне и смотрел на собравшихся людей. Они пришли тысячами, заспанные, со спутанными волосами, некоторые больные – с трудом поднялись с постелей, когда скифские стражники постучали в их двери. Они ответили на призыв. Мирониду казалось, что он видит, как его собственная уверенность передается им, пока они перешептываются. Весь город был на ногах, дети кричали на улицах, спрашивали, почему ушли их отцы?

– Я афинянин, – начал Миронид, – и терпел это унижение достаточно долго. Кто-нибудь сомневается, что этот мор – знак от богов? Наши жены и дети умирают, пока мы прячемся. Мы искали за стенами безопасность, но, вероятно, это была самонадеянность. Свою безопасность мы обеспечиваем тем, что готовы подняться, когда прозвучит призыв. Тем, что берем копья, щиты и вместе со своими друзьями смыкаем их в ряд. – Он огляделся, чувствуя, как его грудь раздувается. – Не важно, какой враг противостоит нам.

Он услышал голоса, увидел поднятые руки тех, кто пытался присоединиться к нему, чтобы поддержать или возразить, он не знал. Миронид продолжил, несомый неудержимой волной:

– Я считал эти стены чудом! Когда они только появились, думал, нам больше не придется воевать, мы закроем ворота, и пусть воюет весь остальной мир. Что ж, я ошибся! Теперь нам ясна реальность. Мы дрожим в своих постелях, пока псы шастают у наших дверей, и ничего не делаем. Теперь я понимаю, почему вокруг Спарты нет стен. Стены сделали нас слабыми. Если бы я мог снести их и воскресить всех наших умерших, то сделал бы это.