Золотой век. Книги 1 - 3

Адриан оцепенел, затем не удержался, бросился навстречу музыке — подбежал к самой балюстраде, ограждавшей балкон. Здесь, вспомнив, по — видимому, о достоинстве или о стрелке, притаившемся во тьме, остановился.

— Это где?

— На вилле у префекта Лонга, — не скрывая удивления, ответил раб.

Наваждение ослабло, пахнуло низменным, житейским. Представить, что меднолобого вовлекли в заговор, было невозможно. В следующий момент нестерпимая обида ожгла сердце. Публий не удержался и несколько раз судорожно сжал пальцы в кулаки. В детстве, когда римские сверстники смеялись над ним, он, не в силах совладать с собой, только тем и спасался от желания немедленно броситься в драку.

Обида обернулась нудным нелепым томлением, неуместным для наместника провинции и будущего правителя мира. Лонг в который раз обворовал его и ничего с ним не поделаешь. Матушка целиком на стороне меднолобого. В следующий момент его пронзил нелепый вопрос — разве дело в Лонге?

Зачем она играет?

Разве Лонг взял ее, чтобы слушать музыку?

Кому подает условленный сигнал?

Неужели началось?

— Срочно поднять две когорты и проверить окрестности вокруг дворца, — распорядился наместник.

— Что искать, господин?

— Не знаю. Возьми верных людей. Сам приглядись, может, что‑то привлечет твое внимание. Пусть пересчитают елказаитов, проверят, не было ли подмены.

— Может, усилить охрану дворца?

Адриан заставил себя успокоиться. Напомнил себе, что смятый, растерянный, выбитый из колеи, бессильно сжимающий кулаки человек, — легкая добыча для наемного убийцы.

— Это не поможет.

После короткой паузы Адриан распорядился.

— Теренция и Марка — Ублюдка ко мне. Срочно. Бегом. Я отправляюсь на виллу Лонга.

— Опасно, господин, — предупредил Флегонт

— Сейчас везде опасно, — огрызнулся Адриан. — Я надену панцирь.

— Этого мало, — уточнил раб.

— Что же еще?

— Необходимо присмотреть за Ликормой.

— Разумно. Действуй.

Когда раб проходил мимо заваленного бумагами и свитками стеллажа, Адриан окликнул его.

— Запечатай письмо и обычным порядком, соблюдая все меры предосторожности отправь в Рим.

— Господин… — нерешительно выговорил Флегонт.

— Что еще?

— В императорскую спальню срочно вызваны лекари.

— Что‑нибудь серьезное?

— Мой соглядатай утверждает, что это обычные колики.

— Это все?

— Да, господин.

* * *

Вконец обессиленный Ларций, отдыхавший на ложе, напомнил.

— Ты обещала сыграть на флейте!

Обнаженная женщина сидела на краю постели. Мерцающий свет единственной, горящей на подставке свечи странно искажал ее лицо. В полутьме женщина выглядела удивительно гибкой, покорной. Она изогнула стан, не спеша поднялась, обошла постель, приблизилась к Лонгу, склонилась к нему, взъерошила седые волосы.

— Я не хочу, — прошептала она.

— Зато я хочу, — решительно возразил Лонг и распорядился. — Играй!

— Я боюсь.

— Чего тебе бояться в моем доме?

— В твоем доме я обязана сыграть прощальную мелодию.

— Лишь бы не унылую.

— Как прикажешь, господин.

Женщина усмехнулась, потом, словно исполняя таинственный ритуальный танец, повела руками и семенящим, танцевальным шагом прошлась по комнате. Ларций повернулся, оперся на локоть, с интересом глянул на нее. Дрогнуло пламя свечи, ласковые мерцающие отблески побежали по ее телу — ложились ровными лепестками вкруг грудей, на бедра, на маленькие ступни с аккуратными, как оказалось приятными на вид и на вкус, пальчиками.

Женщина остановилась возле лежавшей на полу флейты. Удерживая тело в вертикальном положении, она опустилась на пол, подобрала флейту. Пробежала пальцами по дырочкам, видно, мысленно представила, как будет звучать прощальная мелодия.

— Играй! — повторил Ларций.

Эвтерпа вновь глянула на него, знакомая жуткая гримаса очертилась на ее лице.

— А если откажусь?

— Немедленно отправишься в загон.

Женщина не смогла скрыть испуг, быстро закивала.

— Как прикажешь, господин.

Она торопливо поднялась, устроилась на кровати, приставила оба мундштука к губам, легонько дунула. Флейта тут же отозвалась, ожила. Сначала ответила хрипло, натужно, простуженным голоском, затем запела тонко, пронзительно. В терцию.

Мелодия была странная, незнакомая, тревожная. То вверх, то вниз. Под такую мелодию хотелось пуститься в пляс и залиться слезами.

Эвтерпа играла все громче, все быстрее. Внезапно она прервала музыку, прислушалась. Лонг сел на ложе, затих. В следующее мгновение до него донеслись тихие шаги в коридоре. Шаги неожиданно стихли, послышался легкий шорох.

Префект громко крикнул темноту.

— Таупата? Это ты? Подсматриваешь, негодник?

В ответ молчание.

Опыт, долгое житье в военном лагере настойчиво подсказали — берегись!