Золотой век. Книги 1 - 3

— Какие боги, префект? Раскрашенные кумиры, мерзкие идолы? Моего мальчика собирались принести им в жертву.

— Бывает, — согласился префект. — А у меня умерла жена, и я спутался с коварной женщиной. Затем, как дурак, помчался в Азию. Если вдуматься, это горе сравнимо с твоим, Тимофея.

— Конечно, Ларций. Все мы барахтаемся в этой юдоли страданий.

Ларций скривился.

— Не надо. Я знаком с учением бродяги из Назарета. У меня таких умников полный дом, но что‑то я не слышал, чтобы сын Бога благословлял злонравие. Он сказал — не убий…

В этот момент его внимание привлек шум у крыльца. Он заглянул в окно.

Два преторианца о чем‑то толковали с Таупатой. Видно, наместник изменил свое решение или просто забыл сообщить начальнику караула о том, что разрешил Лалаге — Эвтерпе — Тимофее остаться у префекта.

Префект вздохнул.

Везде разброд, неразбериха, заговоры, глупость, мерзость ожидания, предчувствие гибели. И вперемежку, безрассудная надежда спастись и половить рыбку в мутной воде.

— За тобой пришли, Тимофея, — сообщил он женщине.

Та разрыдалась. Потом заскулила тихо, тоненько, сожалея, пока дверь в комнату не отворилась, и через порог не переступила укрытая плотным покрывалом фигура. Несомненно, женская.

Незнакомка откинула верх накидки, и опешивший Ларций бросился к ней.

— Госпожа!!

Помпея Плотина окончательно освободилась от накидки, встряхнула седовласой головой, жестом отослала вступивших следом за ней в комнату огромных преторианцев. Те удалились молча. Потом глянула на разинувшего рот Таупату, успевшего пробраться в помещение, улыбнулась и попросила.

— Закрой, пожалуйста, рот. Как тебя зовут?

— Таупата.

— Откуда ты родом?

— Моя мать из Дакии, госпожа. Я родился в доме Лонгов. Меня воспитал мать господина и Эвтерм.

— Я рада за тебя. У тебя были достойные воспитатели. Как здоровье Постумии?

— Когда мы отправлялись в Азию, она держалась молодцом. Она предупредила меня, что хочет еще раз взглянуть на сына.

— Достойный ответ. Эвтерм может гордиться тобой. Таупата, ты можешь выполнить мою просьбу?

— Охотно, госпожа. Хоть тысячу просьб.

Императрица засмеялась.

— Тысячу не надо. Только одну. Понаблюдай, чтобы нам с твоим Ларцием никто не помешал. Чтобы никто не мог подслушать, о чем мы будем беседовать.

— Клянусь, наилучшая, никто и близко к дому не подойдет. Господин, позволь мне взять оружие.

— Только кинжал, — ответил Лонг.

— Вот что еще, Таупата, — добавила императрица. — Если появится посыльный, дай мне знать.

— Ага, госпожа, — радостно откликнулся парнишка. — Обязательно, госпожа.

Он выбежал в коридор.

Императрица обратилась к Ларцию.

— Вы, Лонги, умеете уживаться с рабами. Эвтерм философствует, садовник верит в царство небесное, никто в Риме не умел так жарить рыбу, как Гармерида. Ваше вишневое варенье на меду славится на весь Рим. Дурные люди никогда не сварят вкусное вишневое варенье, не так ли, Ларций? Вам можно позавидовать.

Префект развел руками.

Императрица приблизилась к сжавшейся в комок женщине, спросила у хозяина.

— Это и есть наша знаменитая флейтистка?

— Так точно, наилучшая.

Помпея оглядела спальню, обнаружила женскую тунику, бросила ее Тимофее.

— Оденься, — затем укорила префекта. — Никак не можешь без блуда?

— Отчего же! — вскинул голову префект.

— Ладно, о ней в последнюю очередь. Позови кого‑нибудь.

— Тарб! — крикнул Лонг.

— Не кричи! — поморщилась императрица. — Не хватало еще, чтобы во дворце начали обсуждать мой визит.

В комнату вошел пожилой узкогрудый мужчина. Императрица спросила.

— Чем ты занимаешься в доме Лонгов, Тарб?

— Присматриваю за конями, а сейчас за Снежным.

— Надеюсь, ты не философствуешь?

— Упаси меня Аполлон, госпожа! У меня нет для этого времени. Разговаривать — да, с лошадками разговариваю. Почему бы с ними не поговорить, они такие умницы. Вполне обходятся без философии.

— Я согласна с тобой, Тарб. Вот какая у меня просьба — проводи эту женщину в другое помещение и приглядывай за ней. Можешь покормить.

— И помыться, — подала голос Тимофея.

— И разреши ей помыться, — повторила Плотина.

Ларций неожиданно для себя, совсем не к месту вставил.

— Она — римская гражданка, госпожа.

— Я же сказала, о женщине потом. У нас здесь не богадельня.

Когда Тимофея и Тарб покинули спальню, Помпея Плотина похвалила префекта.

— Тебе повезло, Лонг. Ты счастливо избежал покушения.

— Ты полагаешь, госпожа, покушались на меня? — усмехнулся Лонг.

— Как раз этот вопрос мы должны обсудить в первую очередь, — кивнула Плотина и накинула покрывало на разбросанную постель. Затем села в кресло, стоявшее возле бронзового фигурного канделябра, на котором догорала единственная свеча.

— На кого же, по твоему мнению, покушался негодяй? — спросила она.

— Только не на глупого, меднолобого префекта! — решительно заявил Ларций. — Я не так опасен, чтобы устраивать на меня охоту. Меня можно прирезать и в нужнике, была бы воля.

— Так на кого же? — потребовала ответа императрица.

— Госпожа, тебе самой известен ответ. Зачем же пытать меня, римского гражданина, верного подданного твоего супруга, тупого солдафона, каким считает меня твой любимчик.