В тот же день князь Платон Алексеевич послал нарочного в ярославскую вотчину с приказом к своему камердинеру Григорию Наумовичу «не мешкая, собираться и ехать в Москву; привезти с собою княжен Наталью Платоновну и Ирину Алексеевну».
XXXVI
Несмотря на раннее утро, императрица Екатерина Алексеевна была уже за письменной работой в своем кабинете: быстро скользило у нее перо по бумаге.
Государыня увлечена была работой; в такой работе время бежало быстро, незаметно. Наконец императрица положила перо и взглянула на часы, которые показывали девять.
Она встала, прошлась раза два-три по кабинету, помешала в камине дрова.
Камин государыня имела обыкновение зимою всякое утро сама затапливать.
Потом она села на свое обычное место в кресло, к письменному столу, и позвонила.
Вошел поспешно камердинер государыни.
— Рылеев приехал? — спросила у него императрица Екатерина Алексеевна.
— Так точно, ваше величество.
— Пусть войдет.
В кабинете появилась тучная и довольно неуклюжая фигура обер-полицеймейстера, бригадира Рылеева.
На нем, по обыкновению, был мундир Измайловского юлка, с высоким шитым золотом, срезанным воротником, напоминающим собой боярские воротники, называемые «козыри»; белый широкий галстук, черный шелковый, с серебряными полосами шарф и ботфорты. На его короткой и толстой шее крест св. Анны, украшенный бриллиантами.
Бригадир Рылеев остановился у двери кабинета, сделав низкий поклон государыне.
— Ну, что скажешь, господин бригадир? — сухо спросила у Рылеева государыня; она, очевидно, была им чем-то недовольна.
— В столице, ваше императорское величество, все обстоит благополучно, — глухо проговорил обер-полицеймейстер свою обычную фразу; при этом он опять низко поклонился государыне.
— Эту заученную фразу я слышу от тебя, господин бригадир, всякий день. Ты привык угощать меня одним благополучием. А между тем не говоришь мне о тех преступлениях, которые совершаются почти всякий день в Питере; а, может, ты господин начальник полиции, и сам про то ничего не знаешь ничего не ведаешь?
В голосе государыни слышалось раздражение.
— Ваше величество… — начал было говорить непуганым голосом Рылеев; но государыня жестом остановила его резко сказала:
— Ты вчера был в театре?
— Простите, ваше величество, не мог, по причине хворости.
— Не знаешь и не слыхал, что произошло вчера, в театр, в твое отсутствие?
— Знаю, ваше величество, на сцене давали оперу «Федул с детьми» и все окончилось благополучно — актриса Уранова преотменно пропела свою арию.
— Только и всего?
— Так точно, ваше величество.
— Плохой же, господин бригадир, ты начальник полиции, не видишь и не знаешь, что у тебя под носом делается.
От таких слов государыни у Никиты Ивановича Рылеева, бригадира и кавалера, холодный пот выступил на лбу, лицо покрылось пурпуровым заревом; он пыхтел и краснел, не зная, чем мог он провиниться и заслужить немилость императрицы.
А случилось в придворном театре следующее.
В то время славилась своею красотой, молодостью и искусством петь оперная актриса Уранова; она была страстно влюблена в оперного же певца Сундукова, который ей платил такою же любовью. Уже назначена была свадьба влюбленных, но, к несчастью Урановой, она сильно приглянулась Безбородко, одному из приближенных к императрице вельмож, который решил во что бы то ни стало завладеть красавицей актрисой. Но так как Уранова не льстилась на богатство и дорогие подарки и не отвечала Безбородко, тогда он решился силою завладеть Урановой, т. е. похитить ее и увезти в одну из своих отдаленных вотчин.
Об этом как-то узнала Уранова и в порыве горя и отчаяния решилась на довольно смелый поступок: играя в эрмитажном театре в присутствии государыни в опере «Федул с детьми», Уранова своим пением и игрою превзошла себя. Императрица была восхищена Урановой и по окончании последней арии бросила ей свой букет.
Уранова со слезами на глазах прижала букет к своему сердцу, подбежала на авансцену, опустилась на колени и с рыданием проговорила: «Матушка-царица! Спаси меня», — и подала государыне заранее приготовленную просьбу, в которой просила защиты, и изложила все интриги против нее Безбородко. Государыня была возмущена его поступком, также рассердилась она и на обер-полицеймейстера, не находившегося в театре.
А Рылееву в тот вечер непоздоровилось, поэтому он не поехал в театр и запретил его беспокоить; вот почему Никита Иванович ничего не знал о происшествии в эрмитажном театре в присутствии самой государыни.
— Слушай же, господин бригадир, чтобы через три дня непременно были обвенчаны артисты Сундуков и Уранова, непременно! Иначе я строго с тебя взыщу. Их обвенчают в придворной церкви.
— Слушаю, ваше величество, — не понимая в чем дело, ответил государыне с низким поклоном красный как рак бедняга начальник полиции.
— О происшествии, случившемся вчера в эрмитажном театре, ты спроси у своего помощника; он, может, тебе расскажет, — насмешливо проговорила Рылееву государыня и дала ему знак рукой, чтобы он вышел; тот кубарем выкатился. Оставшись одна, государыня опять быстро заходила по кабинету.