Золотой век

Отсюда Пугачева отправили в Казань и 4-го января 1773 года он был принят в казанской губернской канцелярии. Губернатор генерал-поручик фон Брандт приказал содержать его под крепким караулом, «освидетельствовать и допросить, чем он был наказан, кнутом или плетьми, и о причине его побега в Польшу».

Пугачева допросили; он показал тоже, что и в Малыковке, прибавив, что ни кнутом, ни плетьми сечен не был, а сек его полковник Денисов за то, что упустил лошадь. Показание это было признано удовлетворительным и Пугачев вместе с другими арестантами помещен под губернскою канцелярией в «черных тюрьмах». Здесь он не оставался праздным и, зная о тесном единении раскольников, их готовности поддержать своего единоверца, Пугачев стал выдавать себя за раскольника и говорил всем, что не знает за собой никакой вины, а страждет за «крест и бороду». Этого было достаточно, чтобы приходившие в тюрьму для подаяния раскольники приняли в нем участие[2].

Пугачев, находясь в тюрьме и выдавая себя за раскольника, надеялся на их помощь.

В Казани находилось немало купцов-старообрядцев, между ними находился один богатый старообрядец Щелоков, который принял участие в Пугачеве. Благодаря Щелокову или скорее его деньгам с Пугачева сняли кандалы и перевели его из тюрьмы на тюремный двор.

Тут колодники пользовались большою свободой. Пугачев с другими арестантами ходил по городу на работу. Он воспользовался этим в самых широких размерах и понемногу подготовлялся к бегству и чаще других арестантов ходил на Арское поле на работу.

В тюрьме он старался казаться набожным, скромным и послушным. Он сумел расположить начальство в свою пользу, также любили его и арестанты.

Он был судим как «казак безызвестный Емельян Иванов по губернаторской экспедиции». Такая отметка в списке была сделана в ожидании решения участи Пугачева на представление губернатора, полагавшего бить его кнутом и сослать в Сибирь. Императрица 6-го мая приказала наказать Пугачева плетьми и послать «как бродягу и привыкшего к праздной и предерзостной жизни в город Пелым, где употреблять его в казенную работу такую, какая случиться может, давая за то ему в пропитание по три копейки на день».

10-го мая князь Вяземский письмом на имя казанского губернатора сообщил высочайшее повеление, но пока оно достигло по назначению, преступника не было уже в Казани.

Пугачев бежал не один, а с другим арестантом, по прозванию Дружининым.

У Пугачева в голове давно уже зрела мысль бежать, он выжидал к тому случая и сговорился с Дружининым.

Однажды, сидя в остроге, Пугачев и Дружинин были поражены ужасным видом проведенного мимо них только что наказанного кнутом за смертоубийство колодника Новоселова.

— Что, брат Емелька, — говорил Дружинин, того и смотри, что нас с тобою так же выведут да пороть станут.

— Что же делать, — ответил Пугачев, — разве бежать отсюда?

— Да как же бежать-то и куда?

— А вот как бежать: нас для работы гоняют на Арское поле, а теперь в реке полая вода, так, когда караул будет не велик, сядем мы в судно да и были таковы.

— Ну, а куда же мы побежим?

— Прямехонько выедем на Иргиз, — отвечал Пугачев.

Дружинин согласился и решился воспользоваться тем, что к нему допускали в острог для свидания семнадцатилетнего сына Филимона и жену Домну Степановну, поселившуюся в Казани и проживавшую в разных семействах родственников, преимущественно же у свояка Дружинина, священника Благовещенского собора Ивана Ефимова.

Объявив им о своем намерении бежать из острога, Дружинин поручил сыну купить лодку, и хотя последний исполнил приказание отца, но арестанты не могли найти удобного случая к побегу, а между тем вода в реке спала, и намерение их осталось неисполненным. Желание вырваться на волю и избежать наказания было, конечно, настолько сильно, что Пугачев и Дружинин стали изыскивать средства, как бы бежать сухим путем.

— Пешим бежать никак нельзя, — говорил Пугачев, — а надобно непременно купить лошадь.

— Конечно, надо, — отвечал Дружинин.

— А деньги-то где?

— Лошадь-то я куплю; только, когда мы уйдем из острога, куда денемся?

— Мало ли места, куда можно бежать: на Яик, на Иргиз, а не то на Дон… Об этом ты уж не пекись, найдем дорогу, лишь бы только отсюда выбраться. Только вот что: не под-говоря с собой каторжного солдата, уйти нам будет не только трудно, но и невозможно.

Дружинин разделял мнение своего товарища, и тогда же решено было, что он купит лошадь, а Пугачев подговорит к побегу одного из караульных солдат. Выбор пал на солдата Григория Мищенку, недавно зачисленного на службу из числа выведенных из Польши беглых дезертиров.

— А что, служивый, — говорил ему однажды, посмеиваясь и как бы шутя, Пугачев, — служить ли ты здесь хочешь или бежать на волю?

— Я бы давно бежал, — отвечал Мищенко, — да не знаю куда… Видишь ли, далеко ушел я от своей стороны-то.

— Бежим со мной, да вот с этим человеком, — говорил Пугачев, указывая на Дружинина.

— Пожалуй, я готов с вами бежать, куда хотите, — отвечал Мищенко.

LIV

Все было подготовлено Емелькой Пугачевым к побегу. Одно ему осталось — купить лошадь.