Обскура разошлась на ура, и в заготовленном мешке не осталось ни крупицы. Роза даже не стала это проверять, ведь если Шенг застукает её за этим, то вместо нежностей ночью у неё будет знакомство с его тяжёлыми кулаками. И всё же ей хотелось разжиться дозой. Где хранится остальной запас, знали только Шенг и Келл, и у последнего выспрашивать тоже было бесполезно. Значит, оставалось только одно: попытаться перекупить обскуру у кого-нибудь. Пока шла бойкая торговля, Роза запоминала, кто брал больше, чем на один раз, про запас — и приметила целую компанию таких. Конечно, платить придётся втридорога, но деньги у неё водились.
Вечером, после смены и очередной проповеди, Роза тихо выскользнула из кубрика. Ей надо было спуститься на палубу ниже, в кубрик, который находился почти точно под логовом их банды, так что путь предстоял не такой уж долгий. Всего-то спуститься по узкой, местами проржавевшей лестнице, обойти по нечасто используемому коридору и заглянуть за вожделенным наркотиком. Если повезёт, никто и не заметит её недолгую отлучку.
По дороге всё было спокойно. Коридоры и так казались пустынными, а теперь усталые люди устраивались спать, и по дороге ей совсем никто не встретился. И только подходя к нужному кубрику, Роза услышала нечто необычное.
Переборка скосилась, и образовалась щель, через которую было слышно, что происходит. Люди пели нестройными пьяными голосами, и слова песни было не разобрать, а может быть, это просто была нечленораздельная имитация слов. Но кроме того, в песню очень органично вплетались другие звуки — крики и стоны то ли боли, то ли наслаждения. И это сочетание манило, притягивало внимание, заставляя Розу, как во сне, подходить всё ближе и ближе. Из-за двери чувствовался тот же запах, что и от обскуры — приторный и пряный, а ещё отдающий металлом запах крови. Инстинкт самосохранения сперва подсказывал, а потом просто кричал, что надо убираться отсюда, но девушка просто не могла уйти, не увидев, что же там происходит.
Так она добралась до образованной переборкой щели и приникла к ней. От открывшегося ей зрелища её чуть было не вывернуло в ту же минуту, ноги ослабели и стали ватными, ладони вспотели, и Роза зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть.
Матросы собрались в круг и курили порченую обскуру, между затяжками выводя свою странную песню. Они ритмично покачивались в такт, качали головами, выделывали руками плавные жесты, как в танце. И время от времени они отвлекались на своего товарища, лежащего на полу. Тот был обнажён и жутко изуродован, а остальные резали его ножами. Вскрыли ему живот и извлекали внутренности, обмазывали кровью себе руки и лица, срывали с себя одежду и рисовали на телах узоры. Несчастный матрос кричал и стонал, но в наркотическом дурмане, похоже, не осознавал, что его потрошат заживо, и страдание на его лице мешалось с безумным экстазом. Время от времени, распалённые этим жутким ритуалом — почему-то в Розе на ум пришло именно это слово — они набрасывались друг на друга и непристойно ласкали.
Наконец один из матросов нагнулся к искалеченному товарищу, запустил руки ему в рану и стал вытаскивать и разматывать кишки, а другие накинули влажно блестящие от крови внутренности ему на шею и стали душить. На лице второй жертвы, покрасневшем от удушья, застыло то же самое безумно-сладострастное выражение.
Это было последней каплей, и в голове Розы словно сорвало какой-то предохранитель, и она с отчаянным визгом бросилась прочь. На лестнице, до середины которой она не вскарабкалась, а буквально взлетела, её всё-таки стошнило, а потом ещё и ещё раз, пока вместо скудной пайки из неё не стала выплёскиваться желчь.
Едва живая от ужаса, дрожа всем телом, она прокралась в свой кубрик и забралась под бок к Шенгу, который, к счастью, уже мирно спал. Рассказывать кому-либо она всё равно боялась, потому что тогда ей пришлось бы признаться, где она была… но обскуру надо было уничтожить, и она не знала, как убедить в этом главаря.
========== III ==========
Утро началось с доклада об участившихся случаях безумия на корабле. Настолько, что это явление уже можно было назвать массовым. На смену не явилось больше двух сотен матросов, и всех их обнаружили в своих кубриках — либо растерзанными, буквально разрезанными или разорванными на куски, либо совершенно невменяемыми рядом с теми самыми изуродованными телами. Многих ликвидировали сразу, других пытались привести в чувства, но безуспешно.
Ещё на повестке дня был отчёт о проверке среди абордажной команды. А также сведения о состоянии корабля и многое другое. По этому поводу Эрик с утра решил собрать брифинг и теперь ждал своих офицеров в кают-компании. По привычке он пришёл первым и теперь наслаждался несколькими минутами тишины перед обсуждением, которое явно не будет приятным. Всё это время капитан плохо спал и теперь прикрыл глаза, сам не заметив, как скользнул в чуткую полудрёму.
Как ни странно, он даже увидел сон.