Золотой водопад

Когда Люба торопливо собирала чай, щелкнул замок в коридоре, и дверь открылась. Максим Харитонович почти бегом направился в кабинет. Увидев Костю, геолог торжественно произнес:

— И все-таки «дремовский клад» существует!

Более двух часов просидели друзья в уединении.

На этот раз сам Максим Харитонович завел разговор о золоте, о Восточном Саяне, о «дремовском кладе». Подробно рассказав Косте то, что не укладывалось в рамки газетной статьи, геолог на прощанье сообщил, что его предложение об организации розыска «дремовского клада» принято и после утверждения Москвой он во главе группы научных работников и студентов уходит в Восточный Саян. Костя поздравил старика и крепко пожал ему руку.

АСПИРАНТ ГОЛУБЕВ

«Какая твердая убежденность в своей правоте, какая страстность доказательств! — восхищенно думал Костя о профессоре, неторопливо шагая к дому. — Порой кажется, что Максим Харитонович просто фанатик. Геологи всегда были, есть и будут следопытами, — вспомнил Костя слова профессора. — В тайге остается немало следов: затески на деревьях, разрушенные зимовья, стреляные гильзы. Надо искать следы истории, скрытые в архивах судебного делопроизводства, интересоваться рассказами старожилов, передаваемыми из уст в уста, перечитывать письма и документы, на счастье сохранившиеся у родственников и односельчан. И в этом вы, мой юный друг, как историк, должны мне помочь. Было бы бессмысленно включать вас в экспедицию: нам нужны специалисты другого плана. Каждый человек у нас на счету. Однако и здесь, не выезжая из областного центра, вы можете быть полезным нашему делу».

Профессор говорил так, словно видел в Косте сообщника по розыску «дремовского клада». И, пожалуй, в этом не было ошибки, зажечь Костю увлекательной идеей никогда не составляло труда, и сейчас он уже воспламенился.

«Будь уверена, Любушка, и там, в дремучей тайге, ты каждый миг будешь чувствовать тепло крепкого рукопожатия верного и преданного друга».

Занятый размышлениями, Костя не заметил, как оказался у подъезда своего дома. Но тут же решительно повернул назад.

Медлить преступно. Сейчас же в областной архив, запросить дело братьев Дремовых…

Седенький архивариус сквозь очки взглянул на запрос и недоверчиво перевел взгляд с бумаги на Костю.

— Уголовщиной интересуетесь, Константин Васильевич? — с оттенком фамильярности в голосе спросил архивариус. — Уж не повестушку ли детективную решили сочинить? Теперь эго модно.

Тон вопроса не удивил Костю. Архивариус знал его еще студентом. За все годы учения в университете и аспирантуре Костя никогда не занимался уголовными делами. Другое дело — археология или древнее зодчество. Это была родная стихия молодого ученого.

Увлечение пришло в семнадцать лет. Костя участвовал во всех экскурсиях по памятным местам Сибири, занимался раскопками, искал писаницы и наскальные рисунки близ бурятских стойбищ, а через пять лет, окончив университет, был зачислен в аспирантуру на кафедру истории. Избрав тему научной работы — «Деревянное зодчество в Сибири», — Костя объездил всю область, разыскивая архитектурные памятники домостроения. Братский, Илимский, Усть-Кутский остроги, первые зимовья, положившие начало крупным сибирским городам, села в одну улицу на берегах рек, сохранившиеся в глухих деревнях часовни и молельни — древняя история народа оживала под пытливым взглядом исследователя.

«Чертежную книгу» Семена Ремезова, первого собирателя памятников деревянного зодчества, изображения строений, сработанных государевыми плотниками, Костя Голубев рассматривал часто и с большим удовольствием, хотя чертежи эти походили на рисунки, сделанные дошкольником без особого старания.

Костя мог неделями бродить по извилистым улицам сел, где каждая изба, погреб или баня повторяли друг друга и в то же время в деталях неповторимо отличались, как были различны характеры, интересы и достаток их строителей и хозяев. «Умели раньше строить с фантазией и риском. Попробуйте нынче построить дом без единого гвоздя, а сколько их таких, еще добротных строений, сохранилось в сибирских селах».

Материал для научной работы накапливался постепенно. Систематизировать и обдумывать все увиденное в стремительных поездках приходилось долгими ночами, когда коммунальная квартира, где Костя имел небольшую комнатку, умолкала до утра.