В Костиной комнатке уживались в тесном соседстве аккуратность и беспорядок. Всегда ровно заправленная постель, прибранный стол, свежий воздух и никаких посторонних шумов. Беспорядок создавали книги, захватившие всю свободную территорию и выживающие своего владельца из комнаты. Не успевал Костя сделать генеральную уборку, как книги словно выползали из разных углов, высовывались из-под кровати, ломились через стеклянные дверцы шкафа. В расходной части Костиного бюджета покупка книг занимала чуть ли не половину. Сдерживать от этих затрат Костю было некому: у него не было ни родителей, ни родственников, ни близких друзей. Воспитывался он в детском доме, куда двадцать три года назад его, восьмимесячного, привез участковый уполномоченный милиции Василий Петрович Голубев. Он же дал Косте свои фамилию и отчество, рассчитывая усыновить его, когда мальчишка подрастет. Дважды приезжал добряк участковый к названому сыну с гостинцами и игрушками, часами просиживал он у кроватки, где в тепле и чистоте лежал милый его сердцу маленький человечек. Но так и не довелось ему услышать детского лепета, увидеть первых шагов малыша: пистолетная пуля насмерть подсекла уполномоченного Голубева на одной из операций по ликвидации воровской банды. Тщетными оказались все попытки Кости разыскать хотя бы одного живого родственника: в этом ему не могли помочь ни органы милиции, ни персонал детского дома. Единственно, что ему удалось узнать у старой воспитательницы, помнившей, как его принесли, завернутого в рваную мешковину, — это то, что одет он был в розовую распашонку с вышитыми по вороту крестиками.
Постоянные поиски в архитектуре, в истории и даже в своей родословной воспитали в Косте усидчивость, упорство, привычку доводить начатое дело до конца. В истории с «дремовским кладом» Костя видел интригующее начало, загадку для исследователя.
Узнав от профессора, что многое о «дремовском кладе» можно почерпнуть в уголовном деле братьев Дремовых, находящемся в областном архиве, он зашел туда, чтобы ознакомиться с интересным делом.
Архивариус подал ему, пухлый том, аккуратно переплетенный, с пожелтевшими от времени бумагами. Даже беглый просмотр их увлек молодого историка. Протоколы, свидетельские показания, справки, скрепленные печатями с первым советским гербом, расписки заинтересованных лиц, заявления и квитанции — все материалы судебного производства, торопливо записанные корявыми буквами следователя или выведенные каллиграфическим почерком писаря с дореволюционным стажем, разжигали фантазию Кости, заставляя осмыслить и систематизировать просмотренные бумаги.
«Надо читать все сначала и подряд», — решил Костя.
ДЕЛО БРАТЬЕВ ДРЕМОВЫХ
На следствии братья Дремовы Степан и Иван до поры до времени держались стойко, уверенные в том, что никаких доказательств предъявленной им вины не существует, а следы преступления скрыты за тридевять земель, в глухом урмане.
А следователь на допросах без нажима, методически, медленно, но верно воспроизводил все подробности трагедии, разыгравшейся в Тургннской долине.
Протоколы допросов Степана и Ивана Дремовых написаны коротко и просто. Никакой судебной казуистики, подвохов и ловушек дореволюционного судопроизводства. Костя узнал, что следствие вел бывший слесарь паровозного депо, сибирский красный партизан, доморощенный советский юрист Роман Гордеевич Глухих. Начало биографии Романа Гордеевича Косте доверительно сообщил дотошный архивариус, в молодости работавший вместе с Глухих в народном суде. Он же сообщил и адрес бывшего следователя.
— Па пенсии он. Отдыхает. Вы к нему на квартирку наведайтесь. Интереснейший человек и неутомимый рассказчик.
Костя последовал совету архивариуса, и вот он на квартире старого юриста.
И раньше Костя часто проходил мимо этого нового четырехэтажного дома, со сказочной быстротой выросшего на берегу великой сибирской реки. «Дом старых большевиков» — называли его в городе.
Историк по профессии и романтик по призванию, Костя не мог побороть в себе чувства благоговения перед зачинателями революции в Сибири, когда переступил порог квартиры Глухих. Он рассчитывал увидеть сухонького старичка со впалой грудью, прикрытой ватным жилетом, и с тонкой жилистой шеей, укутанной теплым шарфом.
— Мне бы Романа Гордеевича, — обратился Костя к плотному мужчине в защитном френче, с седой шевелюрой, открывшему ему дверь.
— Я Роман Гордеевич, — глуховатым голосом ответил мужчина. — Чем могу служить?
Архивариус оказался прав: Роман Гордеевич целыми вечерами (днем ему часто приходилось участвовать в суде народным заседателем) страстно, увлеченно рассказывал бесчисленное количество историй из следственной практики. Костю интересовала только одна, Связанная с братьями Дремовыми. И то, чего ему недоставало для полной ясности в архивных материалах, дополнил живой рассказ.