Золотой водопад

Когда Дмитрий удачно разыскал прадедову схему Турги и начал деятельно готовиться в поход за кладом, Анна Григорьевна не на шутку обеспокоилась.

— Куда тебе, горожанину, в тайгу? Не таким Турга голову свернула.

Опасность усилилась, когда участковый Алешкин привел в дом Кухтаревых бойкую светловолосую девчонку.

Дмитрия не было дома. Люба познакомилась с Анной Григорьевной и недоверчиво посмотрела на нее, когда она назвалась матерью того, кого Люба знала как Костю Голубева.

— Никакой он не Костя, а сынок мой, Митенька. Ты уж не невеста ли его?

Люба ответила, что «не невеста».

— Ну и слава богу. Молод он еще женихаться.

Анна Григорьевна не заметила ни смущения, ни легкой обиды девушки.

Пришли Дмитрий с Таней. Анна Григорьевна ревниво смотрела, как восторженно приветствовал заезжую гостью Митя, знакомил ее с Таней, расхваливал свою милую сестренку, поил Любу парным молоком.

Материнское чутье подсказывало ей, что найденный ею сын может быть снова потерян, снова похищен. И, как всегда, материнский протест сменился неизбежным смирением. «Воля ваша, детки. Были бы вы счастливы!»

А молодежь в это время была далеко от мыслей о сватовстве и женитьбе. Люба не отводила восхищенных глаз от Димы, она как-то быстро привыкла к новому имени друга, хотя называла его то Костей, то Димкой, в сотый раз рассматривала дремовский чертеж и нетерпеливо подскакивала на месте, досадуя на то, что не может сию же минуту отправиться на помощь деду.

Вошла Ольга. Она так торопилась, что даже не заметила в доме гостьи.

— Тетя, — попросила она Анну Григорьевну, — соберите что-нибудь поесть в дорогу. Через пятнадцать минут я лечу на вертолете в Тургу, там умирает профессор Котов.

Люба тихонько вскрикнула и вскочила с места. Дмитрий схватил ее за руку.

ЧЕТВЕРО НА ВЕРТОЛЕТЕ

Как Дмитрию, скромному, застенчивому парню, удалось доказать пилоту, что ему крайне необходимо лететь в расположение лагеря экспедиции профессора Котова, он после и сам дивился.

Летчик с трудом дал согласие взять на борт вертолета Любу, заявившую о своих родственных правах лететь на спасение деда;

— Мое появление исцелит его лучше уколов и кислородных подушек, — доказывала она. — Ведь говорила я, что деда без меня нельзя отпускать ни на шаг. Что, не права я? — с ожесточением нападала она на присутствующих.

Вдруг ее голос становился умоляющим, в глазах появлялись слезы.

— Ну миленький, ну родненький, — просила она летчика, бывалого авиатора, не раз видевшего и горе и смерть. — Нельзя ли поскорей, дед уми-ира-а-ет…

И летчик сжалился.

— Запрыгивай, коза! — скомандовал он Любе, и та, схватив за руку Дмитрия, бросилась к вертолету.

— А этот куда?

— Как куда? — удивилась Люба. — Он со мной!

— Нет, чижики. Вертолет не трамвай.

Дмитрий отвел летчика в сторону.

— Можно с вами поговорить по-мужски? — мрачно спросил он, доставая из-за пазухи кусок сыромятной кожи.

Мужской разговор состоялся и оказался убедительным. Ольга Кухтарева, устроившаяся на заднем сиденье, видела, как Митя и неизвестно откуда появившаяся в Убугуне светловолосая девушка бросились наперегонки к вертолету. И столько искренней радости выражали лица молодых людей, что Ольга невольно позавидовала чужому счастью и подумала: «И с чего я тогда решила, что этот парень — моя судьба? Кокетничала с ним, а не откройся его родословная, пожалуй, закружила бы ему голову да и женила бы на себе. Ох, ничего бы я ему не закружила, давно он уже закружен. Никому-то я не нужна!»

Вихрь, поднятый винтами вертолета, нарушил ход мыслей Ольги. Серебряная стрекоза вертикально взмыла вверх, неподвижно повисела в воздухе и, выбрав направление, пошла к загадочному Саянскому хребту. Зубчатая каменная стена высилась над темной тайгой, над зелеными долами, расцвеченными голубыми лентами рек, в каком-то суровом средоточии, в глубокомысленном вековом безмолвии.

ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Первым, кого увидели пассажиры вертолета, опустившегося на просторный цветочный луг, был профессор Котов. Старик стоял высокий, прямой, как буддийское каменное изваяние, недоуменно поглядывал на неожиданно свалившихся прямо на голову гостей.

Семен оказался прав. К вечеру Максиму Харитоновичу стало лучше, а на другой день он поднялся на ноги и, хотя сам не мог принять участия в поисках, всех членов экспедиции расставил по местам, приказал продолжать начатое. «Пока я жив…» — твердо сказал он.