Золотой возраст

В детском мирке, в котором мы жили, грандиозным событием казалось прибытие очередного дядюшки, чья персона и чьи качества, хоть и без его, дядюшки, ведома, должны были предстать перед нашим суровым судом. Предыдущие дядюшки так же подвергались серьезному анализу, но, увы, потерпели полный провал. Дядюшка Томас не прошел испытание первым. Он не отличался зловредностью, и манеры его не выходили за рамки, принятые в благопристойном обществе, но он почему-то был глубоко убежден, что единственный смысл существования детей в том, чтобы служить целью для глупых шуток взрослых или того, что должно было казаться шуткой сквозь дядюшкин гогот. Ни один из нас не сомневался, что после этого дядюшка должен предстать перед честным судом. Итак, после завтрака, перед уроками, мы заперлись в сарае и серьезно, спокойно и беспристрастно обсуждали и анализировали каждую его остроту, одну за другой. Все они никуда не годились: ни в одной из них не обнаружилось ни крупицы юмора. И так как лишь подлинный дар остроумия мог спасти дядюшку Томаса, ничего более, он был, хоть и с неохотой, но все же осужден — бездарный самозванец.

Дядюшка Джордж, самый младший, явно подавал надежды. Он весело разгуливал с нами по скотному двору, знакомился с каждой коровой, протягивал свиньям руку для дружеского рукопожатия, и даже намекал, что пара красноглазых гималайских кроликов может неожиданно, однажды, приехать из города. Мы как раз обдумывали, возможно ли в эту плодородную почву заронить мысль об очевидных достоинствах морских свинок или хорьков, чтобы она впоследствии дала богатые всходы, как на сцене появилась наша гувернантка. С этого момента поведение дядюшки Джорджа изменилось самым недостойным и предательским образом. Его интерес к разумным темам «словно фонтана струя» ослаб и иссяк, и хотя мисс Смедли предложила взять Селину на обычную утреннюю прогулку, готов поручиться, что утро Селина провела со мной и еще одним мальчиком, в то время как мисс Смедли если с кем-то и гуляла, то только с дядюшкой Джорджем.

И все же, несмотря на подлое предательство, дядюшка не был осужден поспешно. Его отступничество подверглось серьезному обсуждению, и был сделан неутешительный вывод, что дядюшка Джордж страдает врожденным дефектом личности и пристрастием к обществу не столь благородному. Сама мисс Смедли, в душе которой, благодаря ежедневному общению, мы читали как в раскрытой книге, и были прекрасно осведомлены, что она не обладает ни тактом, ни обаянием, страдала врожденной злобностью и нетерпимостью. Единственное ее достоинство состояло в том, что она знала наизусть годы правления английских королей, но чем это могло привлечь дядюшку Джорджа, который служил в армии и, наверняка, имел доступ к необходимой информации? К тому же, наши луки и стрелы всегда были в его распоряжении; настоящий солдат не должен был сомневаться ни секунды. Одним словом, дядюшка Джордж сбился с пути истинного и был единодушно предан анафеме. И то, что гималайские кролики так и не приехали из города, забило последний гвоздь в его гроб.

Дядюшки оказались весьма невыгодным барахлом, с которым не хотелось иметь дело. Все мы, однако, понимали, что и дядюшка Уильям, который недавно вернулся из Индии, имел, как и остальные, право на честный суд, тем более как человек, олицетворявший собой романтику прекрасного Востока.

Селина пнула меня по голени во время потасовки, так по-девчачьи, и я все еще потирал больное место одной рукой, когда вдруг обнаружил, что новоприбывший дядюшка робко пожимает мне другую. Краснолицый, пожилой человек, он явно нервничал. Его чумазые лапы неловко висели вдоль туловища, и он каждый раз страшно краснел, старательно изображая сердечность.

— Ну, вот мы и встретились, — произнес он. — Рады мне?

Так как невозможно было составить мнение на таком раннем этапе знакомства, мы лишь молча смотрели на него в ответ, что не особенно помогало разрядить обстановку.

Честно говоря, нам так и не удалось разогнать тучи за все время, что он гостил у нас. Позже, кто-то выдвинул предположение, что дядюшка, возможно, когда-то давно, совершил страшное преступление. Но я не в силах был заставить себя поверить, что этот человек, хоть он часто и выглядел очень несчастным, мог оказаться преступником. Пару раз я ловил его полный искренней доброты взгляд, но он сразу же отворачивался, заметив, что за ним наблюдают.