– Нет, – насмешливо ответил старший брат, – нам не разрешают. И Ясону тоже не разрешали, а он поплыл!
Гарольд спорил только для приличия, он страстно мечтал, чтобы его уговорили. Предстояло еще решить, брать ли с собой девчонок. Селина могла помочь грести, но могла и не одобрить наш план и, поразмыслив немного, чего нельзя делать, если отправляешься в путешествие, пойти и рассказать обо всем тетушке. Она достигла уже того неприятного возраста, когда у человека появляется совесть. Шарлотта, напротив, грезила наяву и рисковала упасть за борт, замечтавшись о чем-то. Она, конечно же, наплачет море слез, когда узнает, что мы не взяли ее с собой, но лучше море слез, чем гибель в пучине. Итак, было решено, что ни одна особь женского пола не взойдет на борт нашего корабля, хотя у самого Ясона была женщина в команде по имени Аталанта.
– Ну, – сказал Эдвард, – кто попросит лодку у фермера Ларкина? Я не могу. Он сказал мне недавно, что поймает и прибьет меня. Иди ты.
Я сомневался, стоит ли мне идти. И не без оснований.
– Понимаешь, – начал я, – я часто гоняю его любимых телят!
Эдвард сходу принял решение.
– Ясно, – сказал он, – тогда возьмем лодку без спроса. Так даже лучше, а то он только разозлится и все испортит. Что ж, за дело!
Мы спустились к речке и без помех и малейшего сопротивления со стороны врага, который косил в это время траву на лугу, захватили лодку. Эта так называемая «река» не была обозначена ни на одной карте Англии, наш «Арго» с трудом помещался меж ее берегов и рисковал разбиться о них при слишком крутом повороте. Однако, для нас она была знаменитой рекой Ориноко, что протекает в Южной Америке, и крупнейшие города мира усеивали ее берега. Мы направили «Арго» вверх по течению, чтобы поскорее уплыть подальше от фермы Ларкина. Гарольду мы честно позволили быть Ясоном, остальных героев поровну распределили между собой. Итак, покинув Фессалию, древние воители с победоносными воплями пересекли Геллеспонт, ловко проскочили между Сталкивающимися Скалами и преодолели острова сладкоголосых Сирен. Берега Лемноса поросли лабазником, шиповник усеивал побережье Мизии, и веселые песни косарей доносились до нас, пока мы плыли вдоль Фракии.
После часа или двух путешествия по морям древнего мира «Арго» врезался носом в грязь, точнее в пристань, утоптанную коровами и людьми, о чьем существовании свидетельствовал дымок, поднимающийся из труб жилищ неподалеку. Эдвард стремительно выпрыгнул на берег и, заявив о необходимости осмотреть местность, зашагал прочь, не поинтересовавшись, последуем ли мы за ним. Я же остановился, заметив поросшие мхом тяжелые ворота, ведущие в сад, чья задумчивая тишина, казалось, обещала встречу с новым волшебством.
И правда, едва мы осторожно прошли за ворота, даже сам воздух показался нам каким-то застывшим, и Гарольд начал стыдливо пятиться назад, словно мы без спросу пересекли порог чьей-то спальни и спугнули духов прошлого, которые теперь в спешке проносились мимо. Сад был полон цветов, но их головки поникли, а некоторые растения лежали прямо на земле, позабытые равнодушными хозяевами. Аромат гелиотропов царил повсюду, они свешивались гирляндами с высоких неподстриженных живых изгородей. Ничто не украшало лужайку перед домом: ни плетенные кресла, ни забытая шаль, ни оставленная на столе книга. Все занавески на окнах были задернуты. Только старые серые солнечные часы красовались посреди газона. Мы невольно бросились к ним, как к единственному признаку человеческого существования в этом саду. Старинная пословица была выгравирована по кругу на их плоской поверхности, мы усердно разглядывали и ощупывали ее, стараясь разгадать.
«ВЕРНОСТЬ ВРЕМЕНЕМ ПРОВЕРЯЕТСЯ», – прочел, наконец, Гарольд.
– Интересно, что это значит?
Я не мог просветить младшего брата по этому поводу и так же не был способен объяснить ему, как эти часы работают и нужно ли их заводить. Конечно же, я встречал подобные устройства и раньше, но не знал, как ими пользоваться.
Мы стояли в задумчивости у загадочного приспособления, когда я вдруг осознал, что сама Медея идет к нам по дорожке от дома. Черноволосая, гибкая, она шла, чуть покачиваясь, и казалась бледной и медлительной. Я сразу же узнал ее и пошел навстречу, ничуть не удивившись. Но Гарольд, который успел за это время залезть на солнечные часы, по своей кошачьей привычке забираться на верхушку всего, что встретится ему на пути, вздрогнул при виде ее и грохнулся вниз. Он умудрился содрать кожу на подбородке, и сад тут же наполнился его горькими стенаниями.
Медея бросилась к нему, словно стремительная ласточка, и уже через секунду, опустившись на колени, утешала рыдающего ребенка. Она вытерла грязный подбородок Гарольда своим элегантным платком и зашептала ему что-то ласковое.
– Не стоит так переживать из-за него, – вежливо заметил я. – Он плачет не больше минуты, а потом сразу успокаивается.