Золотой вулкан. Маяк на Краю Света. Граф де Шантелен: [Романы]

Приводя раз за разом поиски золота к неудачам, Жюль Верн как бы пытался подвести читателя к единственно разумному заключению: «золото приносит с собой только разрушение и нищету»[329]. Исследователи творчества Верна утверждают, что презрение к «желтому металлу» появилось у писателя еще со времен работы биржевым маклером (1857 г.). Промелькнув побочным сюжетом в первом большом романе («Пять недель на воздушном шаре», 1863), оно, оказывается, прошло с писателем через всю жизнь и вновь проявилось в последних романах — тех, что называют «посмертными», а именно, в «Маяке на Краю Света», «Погоне за метеором», «Золотом вулкане», «В Магеллании». Хотя подобные настроения заметны и в более ранних книгах — «Второй родине», «Гекторе Сарвадаке», «Плавучем острове», — именно в последних романах они вырвались наружу, да так, что заполнили собой целые произведения. Читатель согласится, что автор, критикующий бога капиталистического общества, золотого тельца, должен обладать солидным имуществом и смелостью. У Верна, практически никогда не вступавшего в конфликт с общественным мнением, оказалось в избытке и мужества, и смелости. Надо ли говорить, что в эпоху всеобщего стремления к обогащению с подобными идеями вряд ли можно было рассчитывать на большой успех и огромные тиражи. Наоборот, тиражи стремительно снижались: так, если дешевое издание «Пяти недель на воздушном шаре» (а именно дешевые издания среди французских издателей считались критерием популярности) за последние двенадцать лет жизни писателя вышло общим тиражом 76 тыс. экземпляров, «Михаил Строгов» — 54 тыс., «Таинственный остров», «20 000 лье под водой», «Путешествие к центру Земли» — свыше 40 тыс. экземпляров каждый, то «Кловис Дардантор» (1896) и «Завещание чудака» (1899) появились в 6 тыс. экземплярах, «Великолепная Ориноко» (1898) и «Братья Кип» (1902) — в 5 тысячах, «Вторая родина» (1900) и «Путешествие стипендиатов» (1903) — в Фх и т. д.[330]. Этцелям, и отцу и сыну, приходилось бороться с убийственной иронией Верна (они все-таки были коммерсантами, то есть людьми, объективно подверженными «проклятой жажде золота», как пару тысяч лет назад выразился Вергилий). Каков был характер их правки? Во «Второй родине» (гл. XI) автор писал: «Как только проведают про существование золотоносных территорий, как только узнают, что Новая Шотландия богата золотыми самородками, искатели золота устремятся сюда толпами, вследствие чего появятся все беды, беспорядки, преступления, порождаемые добычей этого металла». После вмешательства Этцеля-младшего в тексте романа осталось: «...как бы не наводнили колонию эти золотоискатели, после которых остаются только беспорядок и нищета»[331].

Но одно дело избавиться от отдельных выражений, описаний, совсем другое — переделать сюжет. Писатель на такую переделку никогда бы не согласился, а потому и держал рукопись в ящике стола. Мишелю своеобразное нестяжательство отца было чуждо, и он без особого сопротивления удовлетворил требования издателя.

Впрочем, до конца вытравить язвительную отцовскую интонацию сыну не удалось. Выразителем верновского сарказма в романе является Самми Ским. Вспомните только его замечательные слова: «До чего ужасна золотая лихорадка! Нет, это вовсе не перемежающаяся малярия! Какой-нибудь хиной ее не остановишь! От нее не излечишься и разбогатев! Золота всегда мало!.. Даже тогда, когда его слишком много!» Это, что называется, философия на все времена, как сказал бы один из героев романа, доктор Пилкокс.

Мы можем считать, что Жюль Верн передает свои собственные ощущения, когда вкладывает в уста все того же Самми оценку старательского труда: «Меня действительно охватывает священный ужас от всей этой гнусной жажды золота, от этого безудержного желания разбогатеть... пусть даже ценой неисчислимых бед!.. Это не труд! Это лотерея! Это погоня за крупным выигрышем, за огромным самородком...» Остается только догадываться, как сам Мишель относился к подобным тирадам, обращенным непосредственно к нему. Может быть, он считал, что Самми слишком далек от жизни, слишком неопытен, слишком литературен?

Однако в другом случае сын постарался избавиться от намека отца. Замерзший француз «из добропорядочного семейства», открывший Золотой вулкан, в авторском варианте носит фамилию Лорье (по-французски: «лавровое дерево»). Верн, как известно, считал свою фамилию произошедшей от французского слова «ольха» (vergne). Неизвестно, воспринял ли сын фамилию персонажа как очередной отцовский намек, но он переименовал соотечественника в Ледуна[332].