Золотой выкуп

Намаз стоял у ворот и встречал джигитов, то и дело возникавших из мрака. Лицо его было бесстрастно, но тревога, охватившая душу, не рассеивалась. «Может, с кем из джигитов что случилось?» — думал он. Но вернувшиеся докладывали, что все обошлось как нельзя лучше.

— Я не опоздал? — спросил Кенджа Кара, спрыгивая с такого же черного, как он сам, коня. И, не дожидаясь ответа, сунул в руки Намаза небольшой узелок. — Сестра передала.

— Какая сестра? — удивился Намаз.

— Сестра Улугой, — приложил руку к груди Кенджа, словно провинился в чем-то, — простите меня за самовольство, но по дороге решил… свернуть немного в сторону, проведать ваших родных тоже…

— Но ведь ты…

— Не надо ничего говорить, Намаз-ака! Вы мой спаситель, я вас люблю и ценю больше родного брата! Потому вашу сестру считаю также своей сестрой!

— Вот сорвиголова, а! — искренне обрадовался Намаз. — Ну и как там мои?

— Слава богу, все живы-здоровы. Только очень соскучились. И зять ваш, и племяннички все прослезились, вспомнив вас.

— Сестра велела что передать мне?

— Вот этот узелок. И благословила, чтобы ваша голова была крепка как камень.

— Бедная моя сестра, бедные племянники! — тяжко вздохнул Намаз. — Мало было у них забот, я еще добавил горя… Ладно, ты иди в дом, отдыхай пока, дай коню корм… Спасибо тебе, брат, однако ты обрадовал меня крепко…

Но в голове Кенджи Кара уже шевелилась еще одна думка, осуществив которую он мог навеки привязать Намаза к себе, вызвать его безграничное доверие. «Я уже держу узду горячего скакуна, стоит сделать еще одно движение и сесть на него верхом…»

— Намаз-ака, не знаю, время ли сейчас отдыхать… — проговорил Кенджа Кара, отойдя на несколько шагов и останавливаясь. — Может, то, что я скажу, очень важно для нас…

— Что там? — резко повернулся к нему Намаз, у которого неожиданно застучало-заколотилось сердце. Вот она, та недобрая весть, которую предчувствовал он!

— Вблизи Мужицкого кишлака я заметил группу вооруженных всадников.

— Не разобрал, кто такие?

— Мне показалось, полицейские. Один был на большом белом коне. На таком всегда ездит сам Михаил-тура. И голос на его был похож…

— Что ж ты сразу не сказал?

Намаз в момент опасности быстро принимал решения. «Ночью, конечно, они не купкари[37] играть собрались, — подумал он. — Раз полицейские куда-то тронулись в такое время, то, значит, и нукеры Мирзы Хамида на ногах. Это яснее ясного. Этот пес не решится действовать один. Русское село совсем близко отсюда. Значит, они знают, что мы здесь. Ждут казаков Олейникова, чтобы окружить нас. Подойдут к кишлаку с трех сторон. С четвертой — река. А нам как раз только один путь — через реку».

— По коням! — скомандовал он коротко.

Едва ноги коней ступили в воду, в кишлаке загрохотали выстрелы. Но они уже были не страшны. «Спасибо тебе, преданный друг мой, брат Кенджабай!» — думал Намаз с благодарностью.

Часть вторая ПЛАМЯ МЕСТИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ. СУМАСШЕСТВИЕ ХАМДАМБАЯ

Число вооруженных джигитов Намаза перевалило за шестьдесят. Он разбил их на шесть групп, назначив командиров-десятников. Каждому пришедшему в отряд Намаз самолично вешал на шею амулет.

— Ты знаешь, что здесь написано? — спрашивал он.

— Слова незабвенного Навои.

— Повтори их.

— «Круша злодея род во имя чести, я души умащал бальзамом мести…»

— Знаешь, что будет, если изменишь этой клятве?

— Готов принять смерть.

В последнее время как снежный ком разрастались слухи, что, мол, Намаз решил отомстить за клевету и позор, нанесенные ему Хамдамбаем, что он решил извести весь его род, от мала до велика, ну и деньги, конечно, отобрать.

Байбува и сам чувствовал, что еще не раз схлестнутся их пути-дорожки с Намазом. Беспокойство Хамдамбая росло с каждым днем, постепенно превращаясь в ужас и панику. Он не знал, куда себя девать, страх раздирал его на части. Усилил охрану дома, но каждый из стоявших на карауле парней казался ему одним из мстителей Намаза.

Уложил золото в сундук, отвез в глухую степь, зарыл. Но все ему чудилось, что это Намазу отдал он сокровища.

Устроил большое жертвенное угощение, созвав всех бедняков округи, авось Намаз, заслышав о его добрых деяниях, смилостивится, но страх не покинул бая. Настало время, и Хамдамбай вовсе перестал появляться на улице. Стал часто просыпаться с истошным воплем: «Спасайся, Намаз идет!» А потом уже и спать не ложился. То прижимал к себе сундук, полный золота, то выбегал на улицу, то спускался в подвал, а то, забежав в хлев, выставлял руку, изображая ружье, и открывал яростную пальбу: «Пух! Пух! Пух!»

Было ясно, что Хамдамбай тронулся умом. Обеспокоенные домочадцы решили созвать известных мулл и имамов, снискавших себе славу умением изгонять из тела злых духов. Пригласили также всех, кто так или иначе был близок и чем-то обязан Байбуве.