– Я не открывал, – почему-то испуганно заявил Федор, протягивая пакет через стол.
Человек, сидевший напротив, взял посылку из прошлого без должного трепета. На его лице не дрогнул ни один мускул. Взвесив сверток в руке, он отправил его в верхний ящик стола, бросил прямо на тетрадку с мятой пружинкой. Потом, подумав немного, открыл другой ящик, достал несколько купюр и протянул старому уголовнику.
– Спасибо. – Его лицо искорежила совершенно чужая улыбка. – Вот что. Вы – человек серьезный, со связями. – Федор благодарно улыбнулся, пряча купюры в карман. Руки опять отказывались подчиняться – доллары разлетелись по всей комнате. Рухнув на колени, старик начал нервно собирать их, комкать и засовывать в саквояж, все еще продолжая улыбаться, преданно глядя в лицо человеку за столом. – Так вот, – продолжил он. – Оставьте мне какой-нибудь телефон. Ну или что-то еще. Может быть, я найду вам работу, Федор.
Закончив эту невероятно длинную речь, человек встал, всем своим видом демонстрируя, что аудиенция окончена. Федор к этому моменту победил дензнаки и даже захлопнул саквояж. Пятясь задом, он дошел до двери, так же задом распахнул ее и растворился в коридоре.
Оставшись в полном одиночестве, хозяин кабинета, генеральный директор странного ЗАО со странным названием, позволил себе улыбнуться. На этот раз вышло натуральнее. Он подошел к столу, открыл ящик и замер над ним, как бы раздумывая: стоит ли открывать сверток, присланный мертвецом? Здравый смысл был против.
#21
Рязань, кафе «Кура»
17 июля 2007 года
Следователь Фридман был честным человеком.
Фридман был на хорошем счету. Он раскрывал дела – бывало, что и сложные. Настоящий крепкий профессионал, каких мало осталось. Убогая квартирка на окраине провинциального города, убогий кабинет в областной прокуратуре, жена на пенсии по инвалидности, дочка на последнем курсе педучилища, сын уехал в Москву и занимается там чем-то совершенно непонятным. Говорили, что у Фридмана есть все шансы через пару лет занять кресло заместителя прокурора области и с этого поста, с почетом, даже с орденом каким-нибудь, уйти на пенсию.
У следователя, по большому счету, была всего одна слабость. Он жаждал славы. Жаждал и получал. Его просто обожали журналисты – и местные, и столичные. Он хорошо рассказывал, отлично держался перед камерой, умел напустить туману, а мог, совершенно неожиданно, огорошить заезжего репортера такой тайной следствия, что дар речи пропадет.
С этим московским репортером он познакомился три года назад. Фридман закончил грандиозное дело, отправив за решетку два десятка бандитов, местных группировщиков, уже давно вышедших за пределы не только области, но и страны. Настоящая такая, хрестоматийная русская мафия, и даже кличка у лидера совершенно медийная, самое то, что надо, – Носорог.
Когда ему позвонил ведущий популярной программы, Фридман расцвел. Немедленно согласился все рассказать и показать.
Уже на следующий день журналист приехал.
Как-то само собой получилось, что между мужчинами возникло некое подобие дружбы – взаимная приязнь переросла в нечто большее. Они сделали шикарную программу про разгромленную банду, потом – еще парочку. Про маньяка, про вора в законе… А потом начали встречаться просто так. Без особых поводов.
То Фридман приезжал в Москву, и они часами, порой до рассвета, заседали в ресторанах, то телевизионный друг, уставший от столичной суеты, вдруг приезжал в провинцию – порыбачить, отключив мобильные, походить по лесу, выпить водки после бани. Простые такие удовольствия.
На этот раз был именно такой случай. Короткий отпуск – трехдневное бегство из Москвы. Вечером – поезд. На прощание решили поужинать.
Следователь заказал отдельный кабинет в небольшом грузинском кафе – с местными шашлыками ничто не могло сравниться – под горячее острое мясо выпили уже немало.
Он видел, что Фридмана распирает. Что он хочет что-то рассказать, рассказать такое, чего раньше никто не видел и не слышал. Он понимал – речь пойдет не о банде и не о маньяке. Он не ошибся.
Когда была выпита последняя рюмка, когда усатая официантка принесла крепкий и соленый (с привкусом крови, подумал он) кофе, пожилого следователя прорвало.
Он начал с длинного предисловия. Он требовал клятв – никому, никогда, ни под каким соусом. И чтобы даже под пытками – ни одним звуком. И лишь потом перешел к истории. Она, на самом деле, потрясала. Пересказать ее в двух словах было невероятно сложно – слишком много фактов, персонажей, эпизодов, а еще больше – вопросов без ответа.