Золотошвейка

– Принеси вина, – махнул он Джаилю, но когда тот бросился вон, то устало добавил, тыча пальцем в мою сторону, – и, кстати, выволоки из камина несносную девчонку, что там прячется.

Я царапалась и кусалась, извивалась и брыкалась, поэтому, когда Джаиль, зажав мое тело железной хваткой в своих руках, приволок меня к креслу господина, мы оба были всклокочены, разодраны и измазаны в каминном соре с ног до головы. И если на его неизменно черном костюме это заметно было мало, то мое легкое белое платье с голубыми незабудками покрылось живописными черными пятнами. Поскольку лица своего я не видела, про него сказать ничего не могу, но подозреваю, что была чумазая, как трубочист.

– Позволь, господин, я скину эту мерзавку с башни, – шипел укушенный Джаиль, разгневанный еще и тем, что я сумела пробраться мимо него и попасться на очи хозяину.

– Что тебе здесь нужно? – не обращая внимания на слова слуги, устало спросил граф. – Отпусти ее, Джаиль, куда ей бежать? – равнодушно добавил он, холодно глядя на меня.

Я резко повела плечами, бесцеремонно освобождаясь от жестких объятий Джаиля.

– Вино, – напомнил ему граф, и слуга обманчиво мягко пошел к дверям, с недвусмысленно мстительной миной оборачиваясь на ходу. Я засомневалась, правильно ли определила его как слугу. Ходил он как опытный воин, а его руки привычно шарили по бедру, явно в поисках оружия.

– Итак, что тебе здесь нужно? – графу нужен был отдых, я видела это, но вместо жалости меня охватывала злость: этот паук, сидящий в центре своей красной паутины, охватившей почти все королевство, явно задумал нечто дурное, если не сказать ужасное. И я ему в этом помогаю?

– Я хочу знать, что означают знаки, которые я вышиваю.

– Зачем?

Я молчала, от страха у меня все переворачивалось внутри. В голове крутилось только одно: превратит или не превратит, выйду ли я отсюда живой, когда и в каком виде. Граф устало потер пальцами глаза и продолжил:

– Зачем тебе нужно знать? Ты никак не можешь умерить свое непомерное любопытство? Не можешь сдержаться? Тебя поразил типичный недуг охочих до сплетен городских кумушек, которых хлебом не корми – дай первой выведать чью-либо тайну? Или тебе не дает покоя тщеславие? Обычное примитивное тщеславие, самый лелеемый порок всего человечества? Ты, конечно же, считаешь, что твое шитье достойно большего, чем исчезать неизвестно куда? Как же, разве есть кому в этой глуши оценить искусность твоей работы?

Если бы я не была так напугана, то сгорела бы от стыда: я и вправду иногда так думала, а он говорил так, будто читал мои мысли. Страх страхом, но я чувствовала, что предательски краснею.

– Я не хочу, чтобы то, что я делаю, использовалось во зло, – набралась я храбрости.

– Какое тебе дело до того, как используется то, что тебе не принадлежит? Ты согласилась продавать мне свой труд, так имеешь ли ты право задавать мне вопросы?

– Я хочу понять смысл моей работы, – чуть не плача перебила я, раздосадованная тем, что он совершенно сбивает меня с толку правильными, в общем-то, рассуждениями, без малейшего изъяна в логике, и тем, что я до ужаса его боюсь.

– Весь смысл твоей работы в том, чтобы выполнять то, что я скажу. Не думаю, что ты интересовалась у каждого озабоченного своей внешностью клиента, зачем ему на заднице хризантема или почему на полах его камзола должны петь петухи? Вот и меня не изводи своими вопросами.

Вошел Джаиль, отдал бокал хозяину и стал рядом с ним, демонстративно сложив руки на груди.

– Я не буду шить для Вас. Вы можете запереть меня в этом замке и не отпускать, но Вы не сможете меня заставить! – гордо выдала я, ужасаясь собственной смелости.

– Не могу заставить? – с кривой улыбкой тихо спросил колдун и легонько щелкнул длинными пальцами. Я замерла, не способная пошевелиться. Потом в такт едва заметному движению пальцев графа ноги мои стали попеременно сгибаться, бодро замаршировали на месте, а руки принялись браво махать в стороны. Я шагала и шагала, и это совершенно не зависело от меня. От невозможности что-либо сделать или хотя бы остановиться, а больше от нарастающей злости, я заплакала. Слезы текли, проделывая дорожки на щеках, но я не могла даже утереть их. Граф еще раз щелкнул пальцами, и я без сил упала на пол.

– Видишь? – спокойно пояснил колдун. – Для этого почти ничего не нужно. Люди по своей сути так легковерны, так просто подчиняются, что мне не составило бы труда ими управлять. Но я не делаю этого.

– Я не верю Вам, – со злостью пробурчала я, демонстративно усаживаясь на полу поудобнее. Слезы сами собой высохли.