Золоту – жизнь, человеку – смерть

Полковник Дышло сказал, что этот майор подчинялся только Александре Федоровне, и в полицейском управлении на него дела нет.

Его лично знают Великие князья Николай Николаевич и Михаил Александрович. Много раз полковник Дышло видел майора на приеме у Милюкова и Гучкова. Это было в десятом году, после этого полковник не видел и не слышал о нем ничего.

У Александры Федоровны был любимый художник, ученик профессора Балабы, он часто бывал в доме майора. Хозяева дома уехали за границу, а новые о них ничего не знают.

– Сегодня у нас мало данных о майоре, это темная личность, она появлялась на арене, когда семье императора грозила опасность.

Геннадий Иванович, я вас правильно понял, что майор – это кличка, а человек, стоящий за ней, является потомственным защитником царской семьи.

– Мы не уверены, но, возможно, это так. Материалы полицейского фонда говорят, что потомки майора, миргородские казаки, спасли царицу Екатерину II, когда она возвращалась из Крыма в Петербург.

– Данные надо искать на Украине, а там, как и здесь, беспорядок. А вы, Геннадий Иванович, постарайтесь, запросите своих товарищей из Киева, Полтавы, Миргорода. Кто-то, да что-нибудь скажет.

– Есть у нас не разгаданное, на расшифрованное письмо, в нем говорится о каком-то казачьем царском фонде в Швейцарии.

– Этим фондом пользовались отдельные доверенные лица царской семьи. Из этого фонда награждались казаки и агенты полиции, охранявшие царскую семью.

– Владимир Ильич, я лично сам проверил все банковские переводы наших банков за последние десять лет, там нет казаков и «майора». Но многое нашим работникам не понятно.

– Связь русских банков с иностранными банками, а особенно со Швейцарским, во многом утеряна. Исчезли первичные документы, и нет людей. Одни умерли, другие выехали за границу.

Геннадий Иванович вышел из Смольного, зашел к Дзержинскому, взял разрешение на встречу с членами Государственной думы, сидевшими в тюрьме.

– Зачем вам пропуск с моей подписью, вы со своим положением имеете такой же вес, как и я. Подпишите пропуска своим помощникам и выпишите себе.

Все документы, касающиеся Тобольска, исходят от вас, и я не имею права ваши указы и постановления подменять своими. Они идут сверху вниз и снизу вверх.

Баштанов вышел от Дзержинского, зашел в свой отдел, взял двух помощников и отправился в тюрьму. Предъявив документы начальнику тюрьмы, они попросили его дать им личные дела на каждого члена Государственной думы.

– У меня нет никаких первичных документов, их посадили после октябрьских событий. Они сидят, мы их охраняем. Я был начальником тюрьмы при его императорском величестве, при временном правительстве и остался при советах. За это время в распорядке тюрьмы никаких изменений не произошло. Разве только то, что стали мы хуже кормить в тюрьме. Наполовину срезали паек заключенным.

Личные дела членов Государственной думы лежат в Смольном, возьмите их там. Вы находитесь в одном крыле здания, а досье на членов Думы лежат во втором.

– С кем желаете поговорить?

– С Пуришкевичем.

Начальник тюрьмы вызвал своего помощника.

– Будьте любезны, приведите Владимира Митрофановича.

Помощник вышел в коридор, крикнул стоявшему красноармейцу.

– Извольте привести из камеры к начальнику тюрьмы господина Пуришкевича.

– Оставьте нас наедине, нужны будете, позову.

Начальник тюрьмы со своим помощником оставляют кабинет и идут в игровую комнату.

Долго Советы не тревожили членов Государственной думы, зачем им понадобился Пуришкевич, человек с двойным дном. В одно время он стоял за монархию, потом за республику.

– Как живется, как здоровье, Владимир Митрофанович? Кажется, мы с вами не виделись с февраля месяца. Помню ваше выступление в думе о конституционной монархии. Вас тогда Великий князь Николай Николаевич поздравил с победой.

– Было время, Геннадий Иванович, но с той поры утекло много воды, все изменилось, все преобразилось. Одни остались, кем и были, другие изменили своим взглядам, а третьи перекрасились.

– А вы к кому примкнули сегодня?

– Такие, как мы, вне закона. Любая страна судит своих нарушителей или оправдывает. Страна, именуемая Революцией, не имеет законов, она не судит а производит разбой. Вернее сказать, уничтожает без суда и следствия своих сыновей. Мы, осужденные Революцией, не пользуемся ни правом, ни законом.

Ленин в своих выступлениях говорит о том, что мы на развалинах строим коммунистическое будущее.

– Владимир Митрофанович, вы что, не верите в то, что все заводы и фабрики будут достоянием народа, а землю получит народ, крестьяне?

Это внешняя оболочка, Ленин делает опору в своей революции на рабочих и крестьян, они ему поверили. Сегодня его идеи самые прогрессивные. Но кто будет хозяином заводов, фабрик, земли. Народ – это нарицательное слово. Кто будет основным хозяином, кто будет беречь и умножать богатство, которое в будущем создаст этот народ?

Советы уже управляют страной, готовят новые законы о земле, о заводах и фабриках.

– Законы можно издать, Геннадий Иванович, но выполнять их в куче сообща не всегда удается, наступит когда-то кризис, провал.