Золотые Антилы

Правда, действовать приходилось с осторожностью, потому что, когда он вернулся на родину, до антииспанской политики кромвелевской республики оставались еще годы. Англией правил Карл Стюарт, и его ссоры с парламентом, хоть и ушли вглубь, продолжали кипеть. То были неспокойные годы, когда король с парламентом маневрировали каждый в свою пользу, высокопоставленные и рядовые духовные лица забыли о церковных догмах за обвинениями в ереси и борьбе за свои интересы, а простой народ испуганно метался между двух огней. Попав в эти мутные воды, Гейдж благоразумно не стал лезть на рожон. Первые пятнадцать или восемнадцать месяцев после возвращения он провел в Суррее с родственниками, по-видимому простившими ему бегство к доминиканцам (отец скончался четырьмя годами ранее, исполнив свою угрозу и не упомянув Томаса в завещании). Затем он предпринял поездку в Гент к старшему брату, сэру Генри, который в то время служил полковником Английского легиона, размещенного в Нидерландах. Надо полагать, плавание через пролив вновь пробудило в Томасе тягу к странствиям, потому что из Гента он отправился в большую поездку по Европе, посетил Кельн, Франкфурт и Милан и наконец добрался до Рима. Здесь он решил, что ему хочется жить во Франции, и добился от генерала своего ордена (тактично закрывшего глаза на побег из Гватемалы) перевода в доминиканское аббатство в Орлеане. К концу года (1640) он отказался и от этого плана и вернулся в Англию, готовый свернуть на новую тропинку своей и без того извилистой карьеры: 28 августа 1642 года в готическом соборе Святого Павла (древнее здание, уничтоженное Великим Лондонским пожаром) Томас Гейдж торжественно отрекся от католической религии и принял англиканскую веру. Через шесть недель при Эдж-хилле произошло первое сражение гражданской войны.

Маловероятно, чтобы в обращении Гейджа в англиканство сыграли большую роль религиозные мотивы. Естественно, обращенный много говорил о «деле совести», утверждая, что терзался сомнениями, еще будучи юным послушником, но эти благочестивые рассуждения были слишком мелки и слишком вторичны, чтобы принимать их на веру. Даже текст его отречения написан с легким перебором. Он озаглавлен: «Тирания Сатаны, открывшаяся в слезах обращенного грешника…» Не приходится сомневаться, что Томас Гейдж, со своим вкусом гурмана и свойским подходом к церковным приношениям, имел мало общего со строгой простотой крайних протестантов. Однако со временем, по мере того как центр тяжести английской религии смещался все дальше влево, Гейдж перекрашивался, подобно хамелеону, и наконец стал «мирским проповедником» в приходе Акрайз в Кенте. Можно подумать, будто своим легким отступничеством Томас Гейдж никому не причинил вреда, а просто сменил религиозную окраску, чтобы избежать преследований фанатиков. Но это было бы далеко от истины. Он, как обычно, не продумал последствий своих действий и, как обычно, от этого пострадал. После отречения он обнаружил: от него ждут, чтобы он доказал искренность своего поступка, дав показания против прежних собратьев, нелегально подвизавшихся в Англии. В результате на основании его свидетельств были осуждены и казнены три католических священника, из которых один был прежним соучеником Томаса по колледжу Сент-Омера, а второй служил капелланом у сэра Генри Гейджа. Даже по суровым меркам тех времен такие дела считались подлостью, и семейство оказалось настолько шокированным, что предложило беспутному родичу тысячу фунтов, лишь бы он покинул страну. Когда подкуп не удался, полковник Гейдж пошел даже на то, что послал через пролив человека с заданием похитить (или, по дикому утверждению Томаса) убить своего заблудшего брата.