Золотые будни Колымы

Мужики молча пили чай, держа двумя руками поллитровые зелёные кружки. Чай был горячим. Они временами дули в кружки. Я стоял посредине, нагнув голову, чтобы не касаться верха палатки, держа в руке пачку чая, не решаясь уйти.

– С огнём осторожней. Дверку печки не открывайте, а то палатку спалите, – посоветовал мне по-отечески Лесков. Для него я был, конечно, неопытный птенец.

– Ладно, дядя Коля я пойду. Спасибо за чай.

Я вернулся в свою палатку. Молча положил на ящик пачку грузинского чая. Посмотрел на печку. В котелке таял снег.

Женя пристроился на нарах, подложив под спину спальный мешок, курил, стряхивая левой рукой, осыпавшийся пепел со свитера на землю, затем небрежно бросил окурок, раздавив его каблуком сапога.

Саша Блатнов, посвистывая, чистил сковородку. Всем видом, показывая, что заниматься приготовлением пищи ему не впервой. Он ведь был женатым, только о своей жене не любил вспоминать, оставил её где-то в деревне, зная, что она не пропадёт. Бабы сельские крепкие. Недаром на них держатся колхозы, а их мужья, такие как он, в бегах.

– Будем без масла жарить яйца? – съехидничал он, устремляя на нас укоряющий взгляд. Его лицо с правильными очертаниями так и светилось умом, только вот волосы как назло были соломенного цвета.

– Брось на сковородку тушёнку, а потом можно туда же яйца, – посоветовал ему Женя чисто по-холостяцки.

Я взялся очищать скорлупу. Яйца до того перемерзли, что без скорлупы сохраняли свою форму, не растекались в ладони.

– А что если это яйцо сырым съесть? – поинтересовался Женя, живо наблюдая за мной, как я держу в руке очищенное яйцо.

– Ты, что шары глотать умеешь? – обернулся я к Жене, готовый к его очередной шутке.

– Глотать не буду, а грызть могу, – отозвался он, выставив чуть вперед свой длинноватый нос под пламя свечи, словно принюхиваясь. Тень от его лица на стене палатке уродливо увеличилась, он добавил, – брось-ка мне одно яйцо.

Я бросил. Женя поймал его на лету одной рукой. Затем подбросил его слегка вверх и снова поймал, обжигая льдом пальцы.

– Этим яйцом можно убить наповал, как каменное!

Мы положили на сковородку очищенные от скорлупы яйца и стали ждать, когда Саша закончит колдовать над печкой.

***

На следующий день продолжили рубку лиственниц. Необходимо было сделать стеллажи для продуктов. Складом стала большая шатровая палатка. Туда перетащили ящики, разгрузив ещё одну машину.

Работали вместе с завхозом, выполняя его команды, как и где устанавливать стеллажи. Сбили из брёвен и жердей двухъярусные полки. На верхнюю полку сложили продукты, которые могли бы отсыреть от земли и испортиться. На нижнюю полку сложили ящики с консервами.

Сегодня приехали шурфовщики. Наш лагерь расширялся. Приезжающие устанавливали себе палатки. Палатки ставили в один ряд. Полог палаток был обращен в одну сторону. Таким образом, у нас образовалось нечто похожее на улицу.

Каюр Блатнов потихоньку начал возводить свои постройки. Загон для лошадей сделал напротив нашей палатки, используя для этой цели тонкие жерди, которые прибил к врытым в землю кольям. Лошадей ещё не было, но их ждали, как нам сказали, из Якутии.

Начальник партии Лариса Николаевна Мальцева оставалась в Управлении экспедиции до окончательного набора рабочих.

Пережидали весеннюю распутицу, чтобы с первыми тёплыми днями разъехаться по своим точкам.

Всю неделю у нас стучали топоры и молотки, визжали пилы. В метрах триста от лагеря поближе к сопке шурфовщики построили склад для взрывчатки. Тяжелые Мазы разбили своими колёсами мох, проделали на торфе глубокие рытвины, пока возили взрывчатку.

Мы постепенно стали обживаться на новом месте. После обеда обычно собирались у плетня, сколоченного Блатновым на скорую руку, чтобы полчаса поболтать перед работой.

– Где твои лошади? Сам что ли будешь овёс жрать? – начинал кто-нибудь из шурфовщиков подтрунивать каюра.

Саша Блатнов лежал под навесом, прислонившись спиной к куче соломы. Его небритое лицо было накрыто накомарником. Хотя комаров ещё не было, но завхоз всем выдал накомарники на лето. Блатнов, казалось, дремал.

Из шурфовщиков выделялся один. Он был высокого роста. Волосы у него ярко рыжие, подстриженные коротко. На лице густо сидели веснушки. Но конопатым его здесь никто не называл. Рабочие его уважали. Обращались к нему запросто и звали Васькой.

Несмотря на своё могучее телосложение, Василий Князев выглядел романтической мягкой натурой. Взгляд слегка застенчивый. При разговоре на его щеках появлялся румянец. Говорил он рассудительно, в меру, отзывался на шутку.

Двое из шурфовщиков, сговорившись, перелезли через ограду и под общий смех собравшихся взяли мешок с зерном и положили его на живот Блатному.

– Так не пойдёт, – сразу отозвался каюр, приподнимая накомарник с глаз и щурясь от солнца, – уберите мешок. Раздавите меня, черти!

Но те, ухмыляясь, притащили второй мешок и свалили его каюру на ноги.

Блатнов попытался сбросить мешки с себя, но ему не дали.

– Ради тебя стараемся, дурило, – с ехидцей проговорил коренастый шурфовщик средних лет, – лежишь на сквозняке. Ветром сдует.