Золотые часы

Избавиться от хозяина не представляло труда – достаточно было только заявить в милицию. Но Татьяна не спешила. Ночь, проведённая в доме хозяина, через неделю покрылась туманом сомнений. Золото ли видела она на столе или груду железок для какого-нибудь мотоцикла или велосипеда? Мало ли что могло ей померещиться в узкой дверной щели при тусклом свете свечи. В тот момент она была слишком напугана, чтобы реально воспринимать происходящее. Татьяна ходила мимо отделения милиции день, второй, третий, не решаясь переступить порог органов правопорядка. «Действительно ли Док передавал через форточку золотые вещи? А если не их, так что же тогда? Как в чужой квартире собака могла разыскать их?» Татьяна мучилась сомнениями и ещё больше запутывалась в своих домыслах.

«Надо проследить за хозяином ещё раз, – решила она. – Если всё повторится, значит, сомнений больше не может быть. Останется только обо всём рассказать в милиции. К тому же, за две кражи у него соберётся несколько золотых вещей. При обыске это будет серьёзная улика».

С этого дня, как только Док убегал от неё, она быстро переодевалась в обычный свой костюм; рубаху, брюки, носки – и спешила к старому деревянному дому. Две недели ей не удавалось заметить в поведении Лапина ничего предосудительного. Он ходил с псом на работу и вёл себя ничем не хуже обычного сторожа. Татьяна измучилась, не досыпая по ночам, но упорно продолжала вести наблюдения.

Никаких гостей больше в доме Лапина не появлялось. Только однажды, отправившись по делам службы в южный микрорайон города, она неожиданно столкнулась с матерью хозяина. Не узнать её было невозможно: сын являл собой вылитый портрет матери. Старуха казалась только пошире и посутулее, даже в походке их было что-то общее. Она шла по улице прямо на Татьяну, и в первую минуту той захотелось свернуть за угол или перейти на противоположную сторону улицы. Но в следующий момент она взяла себя в руки, вспомнив, что ни Лапин, ни его мать никогда её не видели, и пошла навстречу. Старуха была одета в тёмно-коричневое с жёлтыми цветочками платье, спускавшееся ниже колен. Из-под него выглядывали ноги в простых коричневых чулках и обычных домашних тапочках. Поверх платья была накинута серая шерстяная кофта, на голове повязан платок.

Татьяна поравнялась с ней и, набравшись смелости, взглянула на неё в упор. Но Лапина не обратила на молодую женщину никакого внимания, прошаркав с безразличием мимо, и вскоре свернула во двор одного из многоэтажных жилых домов. Что-то мрачное, зловещее почудилось Татьяне в глазах старухи, и она невольно повернула за ней.

И тут вдруг в памяти Татьяны всплыла цветастая тряпка на спинке стула в доме Лапина. Да, это было платье. Теперь она отчётливо вспомнила эти мелкие жёлтые цветы по коричневому полю. Значит, мать посещала сына уже после её прихода.

Татьяна свернула в тот же двор, что и мать хозяина, и вскоре увидела её рядом с двумя пенсионерками на скамейке возле одного из подъездов. В отличие от той характеристики, которую дала Лапиной соседка, она выглядела, наоборот, словоохотливой и вела оживлённый разговор со своими сверстницами. Усевшись на скамейке возле противоположного дома так, чтобы не попадать в поле зрения беседующих, Татьяна стала наблюдать за матерью Лапина. Но та была увлечена разговором и не обращала внимания на окружающих. Проболтав с пенионерками целый час и вдоволь насытившись разговором, она, наконец, встала, но направилась не в подъезд, как ожидала Татьяна, а дальше по улице. Татьяна собралась было последовать за ней, но передумала, решив: старуха от нечего делать болтается по всему городу, и за ней не угнаться. Вскоре она забыла о Лапиной, продолжив свои наблюдения за ее сыном.

Третья неделя прошла так же безрезультатно. Но в начале четвёртой недели, во вторник, как только хозяин вышел из калитки своего дома, она почувствовала каким-то шестым чувством, что сегодня он собирается «на дело». Лапин шёл спокойно, вразвалку, но Татьяне казалось, что в его обрюзгшей фигуре есть особая звериная настороженность, предрешённость.

Лапин, как обычно, зашёл в свою сторожку, зажёг свет и до полуночи не показывался. Пёс дремал перед дверью. Татьяна спряталась в железобетонные кольца, откуда лучше просматривалась сквозь решётчатые ворота сторожка.

Примерно в час ночи дверь её открылась, и на пороге появилась мать хозяина. Как и когда она попала в сторожку, Татьяна не могла сказать, но узнала её сразу. Только сейчас на ней был накинут серый плащ и такой же серый платок покрывал голову. В руках она держала трость с толстой рукояткой. Ночью старуха выглядела моложе и энергичнее: пропали сутулость и вялость в движениях, и появилось что-то кошачье – осторожное, крадущееся. Старуха вышла за ворота, постояла некоторое время, обозревая местность, затем закрыла калитку и, опираясь на трость, засеменила через площадь, залитую светом фонарей.