Золотые кони

Впрочем, страдания и боль, какими бы глубокими они ни были, никогда не бывают сильнее, чем мы их воображаем. И когда боги посылают человеку наказание, они попутно заботятся о том, чтобы он в момент мук не лишился бы ни рассудка, ни жизни.

К вечеру мне стало легче. Может быть, это Котус подмешал мне в пищу усыпляющих порошков. Я спал, как истощенное животное. Но во время этого сна мозг мой продолжал размышлять, только истомившееся сердце получило передышку. Проснувшись, я осознал, что принял два решения: забыть все старое и навестить Цезаря.

Глава IV

Цезарь принял меня в саду после полудня. Он подрезал розовые кусты. В отличие от новых богачей, которые в таких случаях водили за собой свиту рабов, несущих инструменты, он занимался садом совершенно один и наслаждался одиночеством. И если Кальпурния, его жена, согласилась проводить меня, то только потому, что была моей кузиной.

Он не был еще тем Цезарем, которого ты видела за своим свадебным столом: тем хладнокровным постаревшим орлом, истощенным болезнью и предчувствовавшим близкий конец. Он был молод, полон сил и энергии. Его лицо уже было покрыто морщинами, но тело оставалось мощным, а глаза горели. Широкий лоб, жесткие челюсти, острый нос — все черты его лица выдавали глубокий ум, подпитывающийся необыкновенной волей. Коротко остриженные волосы его уже тронула седина, губы, уголки губ, опущенные книзу, выражали скорее горечь, чем презрение.

— Тит, я не знал, что ты в Риме! Сами боги послали мне тебя! Прошу, пока мы одни, не нужно никаких церемоний… Но от кого ты узнал, что я в Риме?

— От Красса.

Лицо его вмиг посуровело.

— О чем ты хочешь просить?

— В Риме земля обжигает мне подошвы… Мне нужно уехать отсюда подальше и как можно быстрее. В Галлию!

— Что случилось? Расскажи.

Я рассказал ему о своем возвращении из Ламбезии, о несчастье, свалившемся на меня, так коротко и точно, как только мог. Затем он задал мне несколько вопросов и посоветовал не отчаиваться.

— Но что удерживало тебя столько времени в Африке? Почему ты до сих пор не просил о другом назначении?

— Твоя родня не слишком жалует нас.

Он будто не слышал этих слов:

— Только Цезарь может помочь человеку, жаждущему славы.

— Дай мне возможность покинуть Рим!

— На этой неделе я отправляюсь в Равенну. Можешь поехать со мной.

— Равенна находится слишком близко. Нет ли у тебя свободной должности в Галлии, пусть в самом опасном месте?

Он стал покусывать ноготь большого пальца.

— Возможно.

— Я согласен!

— Сначала подумай хорошенько.

— Все, о чем можно было, я уже передумал.

— Что ж, Тит! Возможно, удача еще вернется к тебе. В наши дни множество римлян быстро делают карьеру. Что касается женщин…

— Что это будет за должность?

— Я не хочу сразу рассказывать тебе о ней.

— Из-за того, что она слишком опасна?

— Да.

— Мне все равно.

— Ну что ж, я помню, ты прекрасно владел кельтским наречием?

— Моя мать родилась в Нарбонии. Оттуда же родом были многие наши рабы и моя кормилица.

— Значит, ты говоришь на языке кельтов без помех?

— Без всяких, поверь мне на слово.

Он все не решался посвятить меня в суть миссии, лишь посматривал искоса и грыз свой ноготь.

— Если ты выполнишь мое поручение, — продолжил он, — я назначу тебя военным трибуном. Кроме того, ты получишь приличную сумму, ее величина будет зависеть от успеха ближайшего похода.

— Если его возглавишь ты, он сможет быть неудачным.

— Многие так думают. Но последние сообщения довольно тревожны. Боюсь, что у Сената в ближайшее время появится возможность посмеяться[3].

— Возможно ли такое?

— Пойдем в дом, ветер усиливается. Если не возражаешь, продолжим разговор за обедом.

Он провел меня в свой скромно обставленный рабочий кабинет, столь отличный от кабинета Красса. Здесь стояло множество книг в красивых переплетах, а на столе лежал развернутый свиток.

— Это произведение поэта Катулла. Ах, если бы я мог заниматься одной поэзией!

Кальпурния бесшумно появилась и поставила на столе поднос с миндальным печеньем и вином. После того как она вышла, Цезарь сказал:

— Ты готов меня выслушать?

Я утвердительно кивнул головой, и он начал коротко излагать мне военную обстановку в Галлии. Голос его зазвучал жестче, каждое слово взвешивалось, наделялось значительностью:

— У меня были все основания думать, что в Галлии наступила тишина. Германские племена были отброшены за Рейн, мы разгромили белгов. Я решил, что можно вернуться в Рим. Мне не терпелось пожать лавры победителя и повидать Кальпурнию. Перед самым отбытием я разделил свои легионы на две группы. Одна осталась у подножия Альп под началом Гальбы, бывалого воина с холодной головой, но решительного. Другая — на берегу Луары, реки, которая делит Галлию пополам. Седьмой легион, который входит в эту часть армии и командует которым Публий Красс, стоит на самой отдаленной позиции.

— Это сын банкира-консула?

— Успокойся, ты не окажешься под его началом. Тебя посылаю лично я. Ты исполняешь только мои приказы. Итак, Публий Красс…