Семен бегло осмотрелся. Почти пустая комната с небольшим сейфом, кожаной коробкой полевого телефона на столе, стульями и узкой, застеленной солдатским одеялом койкой. Семен был разочарован. Он считал, что его проведут прямо к генералу, а тут всего-навсего майор!
— Наступление армии подготовлено, товарищ майор?
— Допустим!
— А если я вам скажу, что фрицы знают дислокацию наших войск перед наступлением, что тогда?
— И это можно допустить. Чем вы докажете?
Семен вздохнул, порылся в корзине вынул сложенную вчетверо немецкую карту-пятикилометровку и расстелил на столе.
— Взгляните, товарищ майор!
И когда майор нагнулся над картой, на которой ядовито-зеленым карандашом была начерчена линия обороны немцев, Семен быстро нанес в квадратах Б6 и Б9 две широкие красные стрелки и, заглядывая в бланк, проставил цифры советских соединений.
— Похоже?
Ефременко ответил не сразу. Кровь прихлынула ему в лицо и застучала в висках, он разогнулся и несколько секунд стоял, закрыв глаза. Да, на этот раз старый бандит фон Крейц превзошел самого себя. Какое счастье, что еще не поздно отпарировать коварный ход этого прохвоста!
— Откуда карта, сержант?
— Из аппаратной разведотдела, товарищ майор. И этот бланк, и шифры, коды — все оттуда.
— Отлично, сержант, — сказал майор и покрутил ручку телефона. — Девушка, соедините со вторым… Товарищ второй, докладывает девятый. Есть точные документы… Слушаюсь… Хорошо, через час буду… Есть! — он дал отбой, сел на стул и повторил: — Отлично, сержант, вы вовремя успели. Теперь давайте по порядку: как у вас очутились эти вещи?
— А как же командование? — растерянно спросил Семен, все еще надеясь, что его отведут к генералу.
— Уже доложено начальнику штаба армии. Говорите!
Семен присел и помолчал, собираясь с мыслями. Слабая улыбка появилась на утомленном и оттого еще более худом лице майора. Этот сержант — как будто неплохой парень, но выглядит скверно. Отправить его в санбат на поправку… Майор взглядам предложил сесть вошедшему Белову.
— Не знаю, с чего начать, товарищ майор, — сказал Семен. — История больно длинная…
— Козьма Прутков всякое дело рекомендовал начинать с начала, а вы начните с конца, — посоветовал майор, хитро прищуриваясь. — Например, почему важные документы в какой-то корзине?
Семен облегченно засмеялся. Наверное, уже с полчаса он у своих, но лишь сейчас не умом, а сердцем почувствовал, какая гнетущая тяжесть свалилась с него. Теперь все будет иначе. Только бы Галинка уцелела. И Виктор с товарищем. Удалось ли им уйти после взрыва? Мысль о взрыве напомнила ему, как Рябинин укладывал в корзину мины, а сверху продукты и самогон. Перед вечеринкой пришлось спрятать мины в кухне. И он рассказал майору, как это было.
— А повязка на голове, мундир этот?
— Возле аппаратной часовой штыком зацепил, товарищ майор. Чёрт его знает, почему он не с автоматом, а с винтовкой был. А мундир с Павлюка, он упитанный, ему и без мундира в самолете не холодно…
— Это тот, второй! — догадался майор. — Ну-ка, Белов, приведите его…
Семену казалось, что о мытарствах в плену, о Марусе и Гаврике, о том, что было в Энске невозможно рассказать и за целые сутки. Но за те несколько минут, которые понадобились Белову для выполнения приказания, он успел изложить майору всю историю.
Слушая, майор спрятал карту снова в корзину и все смотрел, перечитывая, на черновик расшифрованной радиограммы. Он не перебивал Семена, не задавал вопросов. Он умел слушать, не высказывая ни осуждения, ни одобрения. Только раз не утерпел, проронил с грустью и сожалением:
— Эх, Митя, Митя! Не добрались мы вовремя до Марфовки!
И так он это тихо, невзначай проговорил, что Семен и не обратил внимания на его слова. И лишь утром, увидев земляка, растерялся, сник перед Осетровым, будто повинен был перед ним, потому что не так-то просто сказать вдруг человеку, что уже не ждет его любимая жена и что нет уже у него ни угла своего на земле, ни семьи…
Семен рассказал и о том, как, захватив в аппаратной документы, они разделились: Семен с Андреем и Павлюком уехали к партизанам, чтобы радировать насчет самолета, а Виктор с товарищем выжидали в аппаратной, чтобы дать Семену беспрепятственно выбраться из города.
Уже далеко в поле услыхал Семен взрыв и, думая с тревогой и благодарностью о Викторе, понял, на что способны партизаны, для которых закон товарищества так же священен, как и для солдат.
Когда привели Павлюка, майор встретил его вопросом:
— Вы принимали радиограмму?
На подбородке Павлюка горел фиолетовый синяк. Нательная рубаха была запятнана кровью. Он прошепелявил запухшим ртом:
— Нет, я только расшифровывал.
— Кто ее передал?
— Не знаю…
Майор послал за Кутыревой, посадил Павлюка в угол спиной к двери.
Белов ввел в комнату молодую женщину с погонами старшего сержанта. У нее было заспанное лицо, она протирала рукой глаза. Заметив Семена в немецком мундире, она удивленно повела бровью, перевела взгляд на сгорбленную спину Павлюка и равнодушно уставилась в стенку. Майор сухо сказал:
— Итак, Кутырева, вы при мне заступили на смену в три ноль-ноль…