Золотые кресты

Она замолчала, и это молчание еще ярче подчеркнуло беспощадную ясность произнесенных слов. Но было это все для него так сурово, так неожиданно, так резок был переход от надежды, от казавшейся близкою цели, так горяча была в жилах его возбужденная кровь, что отражая первую промелькнувшую мысль, что-то жалкое, что-то унизительное забормотал инстинктивно язык:

— Послушайте… может быть, этот… о том, что вчера…Но когда рассказал? Он у нас был? Да, это после вас было… Он видел, он подстерег… Но уверяю вас!

— Не уверяйте меня уже более ни в чем. Никто не был, никто ничего мне о вас не сказал. Если что-то еще у вас есть, чего надо стыдиться, это ваше личное дело.

Верхушин сразу и окончательно отрезвел. Его взгляд тоже стал холодным и дерзким, и слона зазвучали насмешкой.

— Итак, мой победитель этот старик? Поздравляю и ухожу. Надежда Сергеевна нажала звонок и посторонилась от входа. Она не сказала ни слова.

Дрожащими руками, не сразу попав в рукава, Верхушин надел пальто и шляпу и, не обернувшись, быстрыми шагами вышел на лестницу. Горничная пошла его проводить.

Надежда Сергеевна провела пальцами по лбу, точно в мыслях сделала ровную, прямую черту. Подошла к окну, тотчас повернулась и стала глядеть на себя, приближаясь к высокому зеркалу. Навстречу ей шла высокая, стройная женщина. Напряжение уходило из глаз, и едва заметная мягкость легла, как кружево пены у моря, вслед отходящим волнам сдержанной бури. Была довольна собой эта прекрасная женщина. Надежда Сергеевна могла отчетливо видеть, как отразилась в лице новая мысль ее жизни. Все время, как встала, был перед глазами образ того, но Верхушин мешал, а теперь он снова один в ее гордой душе — Победитель.

Надежда Сергеевна довольна собою вполне: она даже имени — Глеб — не сказала вслед уходящему, облезающему человечку.

Да, он умен, он говорил ей красиво, у него много внешне блестящих слов, но эти слова съели всю его душу, всю силу, если и были такие в нем. Довольно, довольно! Сильная сила — не слова, а духа повеяла перед нею из далей. Подошел и снял пелену с ее глаз — Глеб Победитель.

Ему улыбалась, перед силой его склоняла колени.

XLVII

Долга не было мужа.

Надежда Сергеевна ждала его с тайным волнением, ее беспокоила мысль: что, если Глебу так плохо после вчерашнего? День сегодня казался ей долгим и как-то по странному новым; все изменилось вокруг, все предметы, все мелочи жизни, какой-то сокрытый дотоле свет сиял сквозь оболочку привычных вещей, повседневных явлений. Как девушка, ходила она легкою поступью сквозь длинный ряд комнат н улыбалась внутренне чему-то в себе. Совершался странный и радостный в своей необычности, волнующий мысли процесс. Было слышно, как хрустел, в такт шагам, внутренний лед души, над широким пространством холодных своею свободою вод повеял ветер ранней весны, какой-то иной горизонт рисовался в отсыревшем, смягченном воздухе моря. Душа нежданную каплю тепла развеяла по всему необъятному простору вод своих, и мелкие атомы создавали, кружась, новую жизнь.

«Я не изменила себе», — сказала Надежда Сергеевна Верхушину и была права сама перед собой. Все тем же богам — красоте и свободе — молилась она холодной молитвой души. Но вот ходит час, и другой, и третий, — и лед хрустит и ломается, и незримо глубокое совершается в ней таинство перед зарождением того, что называют любовью.

Или у всех одна и та же душа, и нет надмирных одиноко холодных душ, строящих храм на высоте только себе — своей красоте и свободе? Или обманным теплом повеяло вдруг, и та одна единая капля тепла, что канула — как это сделалось? — на глыбы одинокого льда, канула сама по себе, со своей, такой непохожей на все, что вокруг, такой другой, как бы чужой для красоты этих глыб, сокрытою сущностью, эта капля замерзнет, едва коснувшись блестящих морозных глубин? Или еще одно: капля сама — тот же кусочек кристального льда из разреженных небесных высот, а тепло — это радость нечаянной встречи двух одиноких богов?

Надежда Сергеевна ничего не знала про то, да ничего и знать сейчас не хотела. Она ходила по комнатам и улыбалась, и слушала, как хрустит где-то лед. И лишь иногда лицо ее отражало заботу, — думала: что с ним? отчего все не едет муж от больного?

Верхушин был забыт раз и навсегда; о нем даже мимолетно не вспомнила.

* * *