Золотые ласточки Картье

Там, в столовой, она и увидала, как Оленька кокетничает с Петюней, подсаживается близко, смотрит из-под ресниц, и чудится в этом взгляде скрытый смысл… улыбается… хохочет заливисто над немудреными его шутками. А он ею любуется… и хорошая бы пара получилась, красивая…

Оленька Петюню приодела. Часы ему купила серебряные на цепочке, почти как у папеньки. И в модном костюмчике, при часах Петюня сделался иным, пугающим. Он смотрел на Наденьку и брезгливо кривился, впрочем, гримаса эта исчезала тотчас, когда Петюня замечал на себе Наденькин взгляд.

– Дорогая! – с притворной радостью воскликнул он. – Тебе уже лучше?

За ручку взял заботливо. К столу проводил.

Оленькины очи ревниво блеснули.

– Ты уверена, что тебе уже можно вставать?

Какая почти искренняя забота… И не знала бы, поверила. Но теперь Наденька видела правду: не любит он и никогда-то не любил ее… И если так, то… то, быть может, прав был Яшка?

Ни словечка, ни записки даже… и что ей думать? Так и не хватило смелости выяснить. Но как ей, не способной с постели подняться, это выяснять?

– Уверена, – спокойно ответила Наденька. – Я устала лежать.

– Но доктор…

Не в докторе дело, а в том, что раздражала она его неимоверно.

Оленька была мила и весела, а Надежда… будто бы и не рада она была вернуться в отчий дом. И смотреть стала исподлобья, словно подозревая в чем-то, и Петюне неловко становилось под ее взглядом. А еще забеременела… Нет, это, конечно, хорошо, теперь-то Михайло Илларионович точно не станет избавляться от неугодного зятя, небось внуку рад будет, наследник как-никак. А глядишь, Надька родами преставится… недаром доктор твердил, что слаба она, узка в кости, оттого и существует опасность.

Петюня охал и послушно бледнел, изображая немалое волнение.

…хорошо бы так. Оленька-то не против роман закрутить, дозрела девка и перезрела, но пока, при живой жене, Петюня шалить поостерегся… У Михайло Илларионовича разговор короткий, а рука тяжелая… как он тогда сказал?

– Обидишь Наденьку, сгною.

И вправду сгноит.

Потому придется улыбаться, ласковым быть и целовать вялые влажные ручки жены, заверять, что любит ее безмерно. Хорошо хоть доктор строго-настрого запретил супружеские обязанности исполнять, дескать, ребенку вред быть может….

– Прости, дорогая, – он разорвал прикосновение, – но я так за тебя беспокоюсь…