По распоряжению императора в новое казачье войско стали принимать и уроженцев здешних мест. Лермонтов обратил внимание на то, что среди казаков, одетых в пятнистую камуфляжку, было немало отнюдь не европейских лиц. Тут были и метисы – потомки браков испанцев с местными индейцами, и просто индейцы. Все они старательно обучались премудростям несения пограничной службы. Лермонтов вспомнил, что и среди донских и терских казаков можно было встретить тех, чьи предки совсем недавно жили в саклях и юртах. А при императоре Павле I в казаки поверстали целый народ – башкиров и мишарей. И новое казачье войско исправно несло службу, охраняя восточные рубежи государства Российского. А в 1812 году, когда на Русь походом отправилась, считай, вся Европа, башкиры, мишари и тептяри сражались с войском Наполеона при Бородине и Малоярославце, под Лейпцигом и Краоном. Они дошли до Парижа, и французы, увидев всадников, вооруженных луками, прозвали их «амурами».
Лермонтов попросил Вадима Шумилина познакомить его с индейцами помо. Вадим, в свою очередь, попросил штабс-капитана почитать свои новые стихи.
– А вы знаете, Вадим, – улыбнулся Лермонтов, – последнее время мне не до стихов. Столько нового и необычного обрушилось на мою бедную голову, что мне на ум не пришло ни строчки. Но зато у меня появилось столько новых замыслов… К тому же я с упоением читаю ваших поэтов, написавших столько прекрасных стихотворений. Требуется время, чтобы все то, что удалось узнать и понять, улеглось на полочки в моей голове.
– Я понимаю вас, Михаил, – вздохнул Вадим. – Только люди так уж устроены, что даже на войне, когда каждый твой день может стать последним в жизни, человеку хочется немного забыться и вспомнить, что, помимо выстрелов, смерти и крови, в мире есть дружба, любовь и нежность. Помнится, один наш поэт написал такие вот строки:
– Замечательные стихи, Вадим! – воскликнул Лермонтов. – Именно так и думается после битвы. Я помню, как на Кавказе, после тяжелого боя с горцами, наши солдаты у костров пели песни. А офицеры их слушали и тяжело вздыхали.
– А вам, Михаил, доводилось слушать песни, которые у нас называли «афганскими» и «чеченскими»? То есть написанные теми, кто воевал в Афганистане и в Чечне.
– Доводилось, – кивнул Лермонтов. – Когда я был в учебном центре. Я не скажу, что их можно считать вершиной поэзии, но те, кто их написал, вложили в них то, что шло от всего сердца, и потому они трогают душу.
– У меня отец был в Афганистане, – сказал Вадим Шумилин. – Правда, он пробыл там недолго – тяжело заболел и был отправлен на лечение в Россию. А вот Виктор Иванович там повоевал, что называется, по полной. Будет настроение – он расскажет вам о той войне…
– Вадим, – неожиданно предложил Лермонтов, – а давайте перейдем на «ты»… Я не настолько вас старше, да и в чинах тоже особых различий нет. Как вам мое предложение?
– Я не против, – согласился Вадим. – Действительно, нам с вами… с тобой предстоит немало сделать вместе. Чувствую, что все происходящее сейчас вокруг нашей колонии не что иное, как затишье перед бурей…
– Ты полагаешь, что и здесь придется повоевать?
– Да, полагаю… Как ты смотришь на то, чтобы съездить в гости к Роману Мальцеву? Он сейчас живет в поместье своего тестя, но почти каждый день приезжает в крепость, чтобы переговорить с Виктором Ивановичем обо всем, что происходит вокруг. Он и сегодня должен сюда приехать. Вместе с ним мы можем отправиться в гости к дону Франсиско, где ты поближе познакомишься с жизнью здешних «помещиков».
– Я согласен. Думаю, что наше начальство не будет возражать против такого вояжа. Мне ужасно хочется узнать, как здесь живут люди и чем они отличаются от нас. Кстати, часы подсказывают – скоро обед. Не стоит заставлять таких уважаемых людей, как Виктор Иванович, ждать нас… Вон и твой батюшка, Вадим, идет в дом господина Сергеева. Пойдем туда и мы.
Бах-бах! Бах-бах! Бах-бах! – «Ксюха» выплюнула последние пули, и три ростовые мишени словно нехотя, медленно легли на землю. На стрельбище наступила тишина.
– Стрельбу закончила! – звонким голосом доложила Адини, с улыбкой взглянув на любимого мужа.
– Разряжай! Оружие к осмотру! – стараясь быть серьезным, скомандовал Сергеев-младший.
Адини послушно отстегнула рожок автомата и передернула рукоятку затвора, показывая, что в патроннике пусто.
– Николя! А можно мне пострелять?! – воскликнула великая княжна Ольга Николаевна, с завистью поглядывая на Адини. – Я тоже хочу научиться стрелять так же метко, как и ты.